Джон Леннон - Испалец в колесе (сборник на русском и английском)

Неожиданно вернемся опять к сети гнойников, где Была Хрюшка, которая стала там настоящей фавориткой, особенно из-за того, что заботливою рукою подбирала мелкие какашки. «Вот какая у нас Была Хрюшка, — восклицали все. — Старая добрая Была Хрюшка, и она наша любливая фаворитка!» «Я тоже, я хрюхрь вас всех! — радовалась Было Хрюшка. — Я хрюхрю всех моих маленьких гомиков!» Вдруг, без малейшего предубеждения, все они слышат кривой такой голосок, что-то песчащий и скрипящий о продаже каких-то яблочков. «Меняю старые яблочки на новые! — верещит вышеподсунутый голосок. — Попробуйте эти уксусные новые яблочки, христорадио!» Тут Брюзга быстро обернулся, спросил: «Зачем?» — и все посмотрели на него.

Несколько дней свистя, тот же голосок зудит вновь, и опясть про-про-продажу яблочков, но на сей раз более упердительно: «Уж эти-то яблочки всамделе продаюцца!» В доме тут Была Хрюшка, любостыдство ее одеяло, вот она и выселилась из ах! — на… Так что купила одно яблочко, правда, это не помогло продовольственной программе. Не подозревала Хрюшка, что яблочко-то было запойнено смертоубийственным крысьяком. А продавщицца-та (это была переогретая злая Королева) поспешила в свой Замок на хламе, так и лопаясь со смуху по дороге.

Но тут прекрасный Прынц, или на самом деле Мист Крэдок, про все проведал, немедленно съел злую Королеву и расколошматил зеркальце. Свершив это, он отправился в дом к гнойникам и стал с ними жить. На Хрюшке жениться он отказался по причине слабого здоровья — та ж, как-никак, травленая, и все прочее; но они быстро поладили к величайшему отвращению Сони — Брюзги — Трусишки — Пустобреха — Зубосказа — Алиса? — Забияки и Сосиски. Гнойники скинулись вместе, хоть и не стали покупать новое зеркальце, зато всегда пели веселую песенку. Так вот и жили они, пожевывали, добро поклевывали, пока не перемерли — и некоторые проделали это вполне естественным образом.

Once upon upon in a dizney far away — say three hundred year agoal if you like — there lived a sneaky forest some several dwarts or cretins; all named — Sleezy, Grumpty, Sneezy, Dog, Smirkey, Alice? Derick — and Wimpey. Anyway they all dug about in a diamond mind, which was rich beyond compere. Every day when they came hulme from wirk, they would sing a song — just like ordinary wirkers — the song went something like — «Yo ho! Yo ho! it's off to wirk we go!» — which is silly really considerable they were comeing hulme. (Perhaps ther was slight housework to be do.)

One day howitzer they (Dwarts) arrived home, at aprodestant, six o'cloth, and who? — who do they find? — but only Snore Wife, asleep in Grumpty's bed. He didn't seem to mine. «Sambody's been feeding my porrage!» screams Wimpey, who was ' wearing a light blue pullover. Meanwife in a grand Carstle, not so mile away, a womand is looging in her daily mirror, shouting, «Mirror mirror on the wall, whom is de fairy in the land.» which doesn't even rhyme. «Cassandle!» answers the mirror. «Chrish O'Malley» studders the womand who appears to be a Queen or a witch or an acorn.

«She's talking to that mirror again farther?» says Misst Cradock, «I've just seen her talking to that mirror again.» Father Cradock turns round slowly from the book he is eating and explains that it is just a face she is going through and they're all the same at that age. «Well I don't like it one tit,» continhughs Misst Cradock. Father Cradock turns round slowly from the book he is eating, explaining that she doesn't have to like it, and promptly sets fire to his elephant. «Sick to death of this elephant I am,» he growls, «sick to death of it eating like an elephant all over the place.»

Suddenly bark at the Several Dwarts home, Snore Wife has became a firm favourite, especially with her helping arm, brushing away the little droppings. «Good old Snore Wife!» thee all sage, «Good old Snore Wife is our fave rave.» «And I like you tooth!» rejoices Snore Wife, «I like you all my little dwarts.» Without warping they hear a soddy voice continuallykhan shoubing and screeging about apples for sale. «New apples for old!» says the above hearing voice. «Try these nice apples for chrissake!» Grumpy turnips quick and answers shooting — «Why?» and they all look at him.

A few daisy lately the same voice comes hooting aboon the apples for sale with a rarther more firm aproach saying «These apples are definitely for sale.» Snore Wife, who by this time is curiously aroused, stick her heads through the window. Anyway she bought one — which didn't help the trade gap at all. Little diggerydoo that it was parsened with deathly arsenickers. The woman (who was the wickered Queen in disgust) cackled away to her carstle in the hills larfing fit to bust.

Anyway the handsome Prince who was really Misst Cradock, found out and promptly ate the Wicked Queen and smashed up the mirror. After he had done this he journeyed to the house of the Several Dwarts and began to live with them. He refused to marry Snore Wife on account of his health, what with her being poissoned and that, but they came to an agreement much to the disgust of Sleepy — Grumpty — Sneeky — Dog — Smirkey — Alice? — Derick and Wimpy. The Dwarts clubbed together and didn't buy a new mirror, but always sang a happy song. They all livered happily ever aretor until they died — which somebody of them did naturally enough.

В моем блохвосте засвистано, что светились эти соития неким паскудным, вестерным дном где-то ближе к концу марата, в Лето Исподне 1892, в Моче-Вомпузыре, хоромишке у Северного Эльфа. Шерсток Хламе улучил теледраму в то самое бремя, когда мы гудели за завтрахом. Он не породил ни пука, но что-то забрызжало в его головешке, потому что с зачуматым яйцом он подошел к очку, потягивая свою рубку и погаживая сослание. Вдрук он необжеванно подвернулся ко мне с озерным вырождением гласа.

«Эллефитцджеральдно, мой дорогой Врульсон, — едко устряхнулся он. — Догорайтесь-ка, Врульсон, кто нынче сбежал из тюрьмы?»

Я мгновенно стал перевирать в памеси всех пресупников, усравших недовно из знаменитой Червявой Запры.

«Эрик Морли? — предположил я. Он покосил голытьбой.

— Оксо Уитни? — гадал я, но он неофрейделенно фукнул.

— Райго Харгрейвз», — пролепестал я с надеждой.

«Нет, мой дровяной Врульсон, это ОКСО УИТНИ!» — заорал он, словно я жил в той комнате, где меня не было.

«Как это вы угадили. Хламе?» — прошелестел я воспрещенно.

«Гаррибеллафонтабельно, мой кровавый Врульсон». В этот сальный монумент высокий, довольно угломатый, высотный худождявый человек поступался в тверь. «Судя по тому, это никто иной, как он, Врульсон». Я изнурился остроте его проникабельности.

«Во имя всего Свиного, как вы угождали. Хламе?» — ахнул я, обногуживая полное недоразмывание.

«Элефекально, мой нагой Врульсон», — отбрился он, выхолащивая трупку о свою жирную кожаную штану. Вошел прослабленный Оксо Уитни, нимало не поперченный червями.

«Я беглый карточник, мистер Хламе», — завопил он, носясь по тёмнате, как обжаренный.

«Усыхайтесь, иначе вы ухлопочете неровный припердок», — вместился туг я.

«Вы, должно быть, Докторовый Врульсон», — начинался тот. Мой друг пятился на Уитни со странным возрождением на влиятельном лице: скиснутые губы, потрагивающие ноздырья и нахмыленные тяжкие сучковатые бровни — такое настояние было мне хорошо знакомо.

«Гори курево, Оксо», — неожиданно вонзил Хламе. Я взглянул на своего колику, надеясь уяснить перчину сей внезадной порчьбы, но он не поддал мне никакого злака, кроме неприрожденного движения здоровой ноги, коей свалил Оксо Уитни на стол. «Гори курево, Оксо», — подурял он, будто в истерике.

«О Роже Той, что вы делаете, дородный Хламе, — воскрякнул я. — Умиляю вас, переставьте, пока вы не искартечили этого бедурлагу!»

«Заткни свое харло, трескучий старый хрен», — заревел Хламе как бездумный и обручил на мистера Уитни нехилый угар. Нет, не такого Шерстока Хламса я не знавал ранчо, подумал я, дивясь сей внезадной перелине в моем старом круге.