Уильям Джейкобс - Среди океана

— Болен? — воскликнул удивленный шкипер, — ну-ка, стань сюда на минуту!

Передав ему руль, шкипер подобрал юбки и побежал вниз. Помощник полулежал, полусидел на своей койке и тяжело стонал.

— В чем дело? — спросил шкипер.

— Я умираю, — ответил помощник, — меня всего скрутило, я не могу выпрямиться.

Шкипер прочистил глотку.

— Вам нужно раздеться и полежать немножко, — сказал он участливо, — позвольте мне помочь вам.

— Нет— не-е беспокойтесь, — простонал помощник.

— Никакого беспокойства, — дрожа, проговорил шкипер.

— Нет, я не разденусь, — слабым голосом произнес помощник, — я всегда хотел умереть одетым. Может быть, это глупо, но ничего не поделаешь.

— Твое желание когда-нибудь исполнится, не беспокойся, подлый негодяй, — проревел измученный шкипер, — ты притворяешься, для того чтобы я ввел шхуну в порт.

— А почему бы вам не ввести ее? — спросил помощник с видом невинного удивления, — это ваша обязанность, как капитана. Советую вам подняться наверх. Здесь дно постоянно меняется.

Шкипер, сдерживая себя сверхчеловеческим усилием, поднялся на палубу и, взявшись за руль, обратился к команде с речью. Он с чувством говорил о послушании, которое люди должны оказывать своему начальству и об их нравственной обязанности одалживать последнему свои штаны, буде у него в таковых окажется нужда. Он остановился на ужасных наказаниях, кои присуждаются за бунты, и ясно доказал, что появление капитана в порту в юбке по их вине будет считаться самым злостным видом бунта. Затем он послал их вниз за одеждой, но они долго не возвращались, самому посредственному уму было бы ясно, что они и не думали принести ее. Между тем портовая бухта уже ширилась перед ними.

На набережной стояло два-три человека, когда к ней приблизилась "Сара Джен". К тому же времени, когда она подошла к крайнему маяку, их было уже два-три десятка, и это число увеличивалось приблизительно в пропорции три человека на каждые пять ярдов, которые делала шхуна. Добросердечные, гуманные люди, не желавшие, чтобы их друзья пропустили столь редкое и дешевое зрелище, давали маленьким мальчишкам пенни, чтобы они сбегали за друзьями, что исполнялось неохотно; а к тому времени, когда шхуна дошла до своей стоянки, большая часть населения порта выглядывала друг у друга из за плеч и окликала шкипера глупыми и шутливыми вопросами.

Известие дошло и до владельца шхуны, который прибежал к пристани в тот момент, когда шкипер, невзирая на горячие протесты публики, собирался спуститься вниз.

М-р Пирсон был человек полный, и казалось, что он лопнет от злости по дороге в порт, но когда он увидел зрелище, то им овладел припадок безудержного веселья. Три толстяка служили ему подпорами, и чем свирепее выглядел шкипер, тем труднее становилась их задача. В конце концов м-ру Пирсону, ослабевшему от хохота и продолжавшему истерически смеяться, помогли взобраться на палубу шхуны, откуда он последовал за шкипером вниз и дрожащим от избытка чувств голосом потребовал у последнего об'яснений.

— В жизни своей не видел я подобного чудесного зрелища, Бросс, — сказал он, когда тот кончил, — ни за что на свете не хотел бы я его пропустить. Всю эту неделю у меня было скверное настроение, а теперь мне стало легче. Не говорите глупостей об увольнении. Я бы вас после этого не хотел потерять ни за какие блага, но если вы предпочитаете иметь другого помощника и другую команду, то сделайте одолжение, пожалуйста. Если б только вы согласились дойти до моего дома и показаться миссис Пирсон, развлечь ее после болезни, то я охотно дал бы вам пару фунтов стерлингов. Одевайте же чепчик и — пошли!..

In Borrowed Plumes (1896)

— Хитрость, — начал ночной сторож, бесстрастно покуривая свою трубку, — хитрость есть дарование, из которого не всегда можно извлечь пользу. Приходилось мне на моем веку не раз встречаться с хитрыми людьми; могу, однако, без преувеличения сказать, что ни одному из них не принесла счастья встреча со мной.

Он медленно встал с ящика, на котором сидел, забил каблуком мешавший ему конец ржавого гвоздя и, вновь усевшись на свое место, заметил, что гвоздь казался ему занозой, и поэтому он не обращал на него особого внимания.

— Не одного хитреца удалось мне в свое время поразить, — медленно продолжал он. — Когда мне случается встречаться с хитрецом, то первым долгом я стараюсь казаться глупее, чем это есть на самом деле.

Он остановился и пристально уставился на что-то глазами.

— Глупее, чем я выгляжу, — проговорил он и вновь остановился.

— Глупее, чем я кажусь, — продолжал он, обдумывая каждое слово. — Обычно я этим хитрецам не мешаю хитрить до той точки, когда, бывало, увижу, что с меня довольно, и тогда разом набрасываюсь на них и сбиваю их с панталыку. Ни одному из них не удалось одурачить меня, кроме моей жены, и то только до нашей женитьбы. А уж две ночи спустя она, обыскивая карманы моих брюк, налетела на крючок для рыбной ловли, и после этого случая я мог бы спокойно держать там золотые горы, — если б они у меня были. Правда, то, что люди называют "медовым месяцем", было у нас несколько омрачено, но в дальнейшей супружеской жизни это оказалось полезным для меня.

Хуже всего влетает тому человеку, который вдруг, без привычки, берется хитрить. Никогда не приходилось мне видеть, чтобы это кончалось благополучно. Могу рассказать вам один случай, который подтвердит истинность моих слов.

С тех пор прошло уже несколько лет. Случилось это с одним моим товарищем-моряком, Чарли Тэггом. Очень солидный парень был. Чересчур солидный на вкус наших ребят. Это-то и сблизило нас.

Он за несколько лет уже начал копить деньги для женитьбы. Пытались мы отговорить его, но безуспешно. Почти каждый пенни своего заработка он откладывал и отдавал своей невесте на хранение, так что к тому времени, о котором я рассказываю, у нее было семьдесят два фунта стерлингов [6] Приблизительно 700 рублей (Прим. пер.). его денег и семнадцать фунтов шесть шиллингов своих.

И тогда случилась история, которая на моих глазах не раз уже приключалась с моряками. В Сиднее его закрутила другая девчонка, — он стал с ней гулять и не успел опомниться, как сделал и ей предложение.

То обстоятельство, что расстояние от Сиднея до Лондона очень велико, было ему на пользу; он был обеспокоен лишь одним, удастся ли ему выманить у лондонской невесты Эммы Кук семьдесят два фунта, необходимые для женитьбы на другой.

Весь наш обратный путь в Англию промучился он этой мыслью, так что к тому времени, когда мы вошли в устье Темзы, голова его положительно шла кругом.

Эмма Кук держала деньги в банке, чтобы завести торговлю после того, когда они с Чарли поженятся.