Мария Штейникова - Кошка Фрося и другие животные (сборник)

Я вчера похудела от сковородок. «Как это?» – спросите вы. Ведь от сковородок обычно толстеют и получают иные сильные травмы. Всякий приличный муж не даст соврать. А все началось с того, что мы потерялись в Италиях. А перед этим я как раз продала одиннадцать родин за аутлет с медной посудой. Муж что-то пробурчал из-под шикарной кастрюли, настойчиво сдувая ценник с носа. Я умилилась, поправила ценник, ловко разместив его в бровях, снова умилилась своей находчивости и отменному вкусу и предложила вернуться к отелю уже знакомым путем. Муж вцепился в карту левой ногой, накинул ее на голову и долго сопел на центр, отчаянно вращая глазами. Потом сказал, что нам надо на какую-то Зомбонату. Не, ну глонасс глонассом. Я женщина кроткая:

– На Зомбонату, так на Зомбонату, кастрюлю не поцарапай, кушать хочешь?

Идем час, второй, третий, Зомбонаты нет. Муж говорит:

– Все, ёшкин кот, мне за тобой бегать надоело! Заверни мне, понимаешь, хлеб в колбасу и карту на голову снова, понимаешь, накинь. Ёшкин кот.

Не, главно, «за мной»! Главно, «ему надоело»! Ну, я женщина кроткая, обиду проглотила – потом как-нибудь отрыгну, в обстановке приятной и расслабленной. Покормила его ловко под медным сотейником за двенадцать евро, карту на физиономию накинула, стою, ноги до жопы двенадцатый раз стертые разглядываю, любуюсь игрой солнечных бликов на меди. Сама уже готова ту саму Зомбонату целовать во все места. За разнообразие в семейной жизни. Хотя лично мне кроме вопроса: «Мы, блядь, где?» на ум уже третий час ничего не приходит.

Муж говорит:

– Ты чо там, это самое, плачешь, что ли?

Я говорю:

– Да ну щас, ага, это самое, разбежалась.

А сама рыдаааюууу, эпитафию подготовила – «была, видела, купила». И вроде как свет вижу уже в конце туннеля, и ценник – тридцать два евро, блюдо медное для запекания, аутлет, улица Зомбоната.

Женщины в Европах странные. Я бы таких сразу поубивала. Сидит, взяла себе пакет похудательного салату, сама методично роется в тарелке у мужа. Аккуратно так закладывает в себя по полстейка. Ну, он, понятное дело, сидит, терпит. Столько денег в нее, дуру, уже вложил. Убивать жалко. Живое все-таки существо. А она уже вторую половину стейка в себя оформляет. Сидит себе, уже даже хлеб смолотила, ждет, когда этот жлоб таки пожалеет кусочка рибая. Хищно так брульянтами поблёскивает. А он терпит, ждет, когда эта падла сама подавится. Мужик, чо.

Вот я как? Смотрю, у мужа уши затряслись – значит, где-то поблизости омлет с беконом. За ушами пищит, шуба заворачивается, побежал, запнулся, упал, весь в омлете. Да, не Ричард Гир! Зато кого еще можно потерять и найти в одном и том же месте – у ларька с медовухой? Ричарда Гира уже бы давно разобрали. Я сама по городу бегу, разговариваю с мужем, который в алкогольном ларьке застрял еще пятнадцать километров назад. Говорю:

– Ты посмотри, какая красота!

А в ответ восторженное молчание. Думаю: «Вот, едришь, дожила, встретила настоящего человека».

Вообще мы любим теряться. Сегодня потерялись с большим мешком теннисных мячей. Оранжевых! Встретить правильные теннисные мячи так же не просто, как дотащить их до отеля, не пробегая по пятнадцать раз по одним и тем же местам. Потом к нам уже бомжи подошли, спросили, может, чем помочь? Душевные люди.

У Тиффани мы встретили их – серьги. Поскольку у мужа на завтрак был омлет с беконом, они переехали к нам жить. В хороший район.

Подъезжаем к границе, а у нас «Бейлиса» на три с половиной бутылки больше. Муж говорит:

– Придется тебе пить.

Я говорю резонно:

– Почему это мне?

Он посмотрел на меня страшными глазами, будто я его бабой назвала. Ужасный бейлисофоб. Едем, я мучительно пью «Бейлис», устала уже пить. Вся липкая и в когнитивном диссонансе.

Потом кусок границы я не помню, а потом выяснилось, что мы в пути всю ночь с четырнадцатого по шестнадцатое. Такой улет, круче Амстердамов. Раз – и находишь себя за рулем на скорости сто тридцать км в час. Говоришь: «Давно едем?» А потом раз – и заканчивается дорога. Понятно, что началась Россия.

Фуры красиво по кюветам раскиданы. Потом вдруг полет, и мы по звуку определяем, что, наверное, снят асфальт. Но не точно. Потом нас гаишники останавливают на сто пятидесяти, а мы страховку где-то в машине потеряли. Я двадцать минут вяло ныряла в гору пакетиков и говорила оттуда – «нету». Потом они плюнули на нас и отпустили. Потому что по дорогам ездят более вменяемые деньги.

Приезжаем, а тут слоноферма месяц ждет обеда. Мыши ей до мышей. Пару раз пробовали, но вкус совсем не тот, без овощей и ягнятины никак. Кинулись нам на грудь в полном составе. Рассказывали, как плохо, страшно и денег совсем нет. Мы поняли, что валенок с упреком в глазах – это Фрося. Поменяли ей Портофины на свежие. Она на радостях три раза дополнительно пообедала и сразу нас забыла. Потом все поели и тоже нас забыли. И мы сидим, полностью забытые, и радуемся тому, что сами себя еще помним. Хоть чуть-чуть.

Старый шпиц передал мне дела. Две обоссанные аудиоколонки, кресло и диван. Сложил с себя полномочия вожака и ушел в отпуск. Легкомысленно бегать по лужам и облаивать бабочек. Быть вожаком ужасно сложно, особенно если дом большой. Иногда может просто не хватить влияния. Почки не справляются с такой ответственностью. В душе шпиц кусок Челентано. Записал уже сто пятьдесят восемь альбомов и женился на плюшевой собачке. Живут душа в душу. Иногда собачка уезжает в стирку, и шпиц изменяет ей с тапком. Он старый и страшный, к тому же мужской. Страшно смотреть, как трудно бывает без женщин. Но надо, надо.

Вчера написала Сашка. Пока мы с ней пытались встретиться-поболтать, она успела произвести на свет Марею. Новая Марея, судя по фоткам, уже осмысленный кусок орущего мяса. Мареятинка, по словам Сашки, нынче дорога, но есть смысл пить фолиевую кислоту уже сейчас. Агитация за Марей продолжалась в течение часа. В разных интерпретациях мне была представлена неоспоримая польза Марей в мировой экономике и политике. Сашкино произведение успело проснуться, поесть, пукнуть и уснуть дальше. «Чудесный ребенок», – сказала Сашка, прифигев от такой логичности. Наконец-то в Сашкиной жизни все стало предельно просто и ясно.

Вчера к нам вернулись совы, Фрося пошла и забрала из ломбарда печень. Будут все лето тусить в саду, пить и жарить сосиски. А потом писать нам пьяные SMS. По SMS всегда видно, когда Фрося под шофе. Совы сидят на ветках и заглядывают в окна. Фрося красит губы и начесывает воротник. Совы орут: «И бутеров захвати!» Скворцы им говорят: «Можно орать тише? Вы нам яйца разбудите. Гопота, блин».