Мария Штейникова - Кошка Фрося и другие животные (сборник)

Оказывается, колобки весной тоже садятся на диету. Лена – колобок. Не по формам, а в душе. Опять от всех ушла. В одна тысяча шестьдесят седьмой раз. На этот раз точно окончательно. Можно сказать, умерла. И уезжает в Турцию страдать во «все включено». Чтобы болело совсем все, Лена третий день не ест и ходит в тренажерный зал. Все совсем болит, Лена страдает, полный кайф. Еще и весна тут, тело стремится к неизведанному. Чтобы опять уйти.

Колобковость не пропить никакими «бейлисами». Она или есть, или ее напрочь нет. Обычно колобковость сочетается с радикальной неколобковостью. Все эти лисы, медведи. Они думают, что колобок – их единственная цель и мечта в жизни. Если их даже по пять раз на дню посылать на приятные им места, они все равно никуда не уйдут. Разве что в другую комнату или к маме. Ломать голову об стену и думать, как вытащить страдающую колобковую душу из ада недоверия человечеству и к лисьим в целом.

А колобок красит губы, заматывается в шарф, закрывает дверь в этот ад и катится в ночь, чтобы найти себе какого-нибудь зайца. Говорит ему сразу: «И от тебя уйду». Ну, заяц тоже человек. У него мигом – гештальт и психическое расстройство. Заяц осваивает дедуктивный метод, колобок становится профессором Мориарти, все счастливы. Через каждые полгода у подъезда стабильно дежурит карета «скорой помощи» с санитарами. Весь лес лечится от неоправданных надежд.

Кошка Фрося тоже колобок, особенно когда возвращается пьяная ночью от сов. Приходит – у нее рот в земле. Когда Фрося влюбляется, она становится дико политизированной. А без любви даже не знает, кто нынче президент. Поскольку Фрося не первый раз замужем, ее можно назвать мультиполитичной. Могла бы легко закончить на политолога и выступать по ящику. Но Фросе всегда некогда. Потому что ее жизнь двухфазна. Только страсть и страдания. Третьего не дано.

Нет, мы устали так жить. У нас не дом, а пограничная территория. Шпицы рвутся на улицу, коты в дом. Жить невозможно. Я вся на нервах, вышла на веранду пострадать, почитать Ахматову, повлажнеть, таскаать, взором на закат, романтично обхватив коленки. Коты сели со мной. Один на стол, два остальных напротив. Обхватили себя хвостами, мол, рассказывай. Шпицы начали органично подвывать какой-то знакомый блюз из дома. Потом на меня прилетели два комара. Интеллигентно присели послушать, все-таки решили заказать, взяли себе по по´ре.

Вернулся муж, весь красивый и в умопомрачительном шарфе. Сложно разлюбить такого мужчину, даже если тебе не на чем доехать до магазина. Я сижу, выбираю, как лучше убиться. На велосипеде или все-таки попросить скутер.

Муж ходит загадочный, красивый, благоухат как парфюмерна лавка. Ей-богу, щас стошнит от такого благолепства. Мареей Бондовной с какого-то хрена величат. Пошла с горя на веранду почитать Ахматову. Читаю, а слезы сами собой. «Вот так вот, – думаю, – завтра на велик и в бассейн, топиться. Если раньше не задавят». И жалко так себя.

Решила с горя баранью ногу по-провански изобразить. Кинулась – нет шафрана. Вышла по старинке почитать Ахматову на веранду. Рыдаю в три ручья. Муж каку-то хрень мне подкладыват да подкладыват. Мычит всякое. Страдать, короче, мешат. «Все, – думаю, – сил моих гражданских больше нет». Выбегаю на крыльцо, косынка сбилась, коса с подпояса расхристана, ежом стоит. Мне бы щас рельсов! Глянула – стоит. Кабриолет. Под глаза, явно. Под мои. Вот така мечта.

Теперь мы самые модные люди в поселке. Все даже шпицев нам простили. Фрося решила, что это для нее – купили ей служебный автомобиль в штаб портофинщиков. Посидела на мягкой крыше, одобрила. К нам приходят соседи во всём самом лучшем сразу и просят покататься по поселку. Женщины заматывают головы платками и надевают огромные очки. Как в кино. Кажется, что автомобиль оккупировали гигантские мухи с коленками и на каблуках.

Наша улица резко стала главной: серьезное пешеходное и автомобильное движение. Говорят: «А крыша не подтекает?» Мы говорим: «Нет». Они говорят: «Значит, зимой замерзнете». У нас четыре «Мерседеса» и «Лендровер». Мы так-то не любим «БМВ». И тут женщины на это начинают умирать. Говорят: «Как не любим? Если так, то у нас голова болит и будет болеть еще месяц. Как получится». Нет, машина ужасная, я согласна, никакой практичности. Поэтому на нее очередь.

Вчера нам отомстили березы всего мира. Приезжаю из Москвы вашей – весь дом зеленый, выходит зеленый муж, говорит зеленые слова. У меня от этого зрелища сразу распухает лицо и останавливается дыхание.

Аня говорит:

– А чо? Мана-мана, мана-мана.

Аня еще тот Асисяй. У нее тоже кабриолет, как вы поняли. Говорит:

– Еду, счастливая, настроение прекрасное, пылища вокруг зеленая. Красота, мана-мана.

Мама у Ани певица в Большом. Аня учила меня петь, положив руку мне на диафрагму. Все вокруг впечатлились от такой конструкции. Аня выше меня на двадцать сантиметров. Я была похожа на прехорошенькую муху в лапках паучка.

Аня три года продавала гараж на Таганке. Могла бы еще сто лет продавать, но нашелся нужный миллиардер. Приходят они с мамой в куплю-продажу гаражей, а мама попала под дождь с паспортом. Печать смыло. Напрочь. Аня помахала перед носом тетеньки пропуском в Большой. Та умерла и воскресла в самом своем покладистом виде. Потом пришел покупатель и тоже попал под дождь. У Ани прямо все опустилось. Совершенно ведь непонятно, почему миллиардеры и мамы попадают под дождь, а потом пытаются что-то купить или продать. Тетенька – оформитель документов при перерождении зацепила капельку юмора. Это большая редкость. Обычно бюрократия сурова. Если только перед ней не размахивают пропуском в Большой.

– Мана-мана, – говорит презабавно Аня. И укладывает свои километровые конечности на диване как складные линейки. – Мана-мана.

На майские к нам приехали Сочи. Привезли много всего. Мы достали и сразу как будто на пляже Адлера. Ася – большая шикарная кошка с блузкой на ногах. Настолько шикарная, что Фрося сутки не выпускала конкурентку из поля зрения. Асина блузка имеет двойное дно. Она делает Асю сексуальной то сверху, то снизу. В зависимости от Асиных на тот момент предпочтений. Ася в ней ходит и везде раскладывает джазовые стандарты. Фрося так не может, даже если ее подвесить за хвост. Диапазону не хватат. Я, чтобы хоть как-то реабилитировать нашу семью перед Сочи, надела на ноги пуховик. Тоже имела оглушительный успех.

Потом я попала на собственный творческий вечер. Бутылка сухого мартини, галлон домашнего красненького и десять бутылок пива превознесли меня до звездных высот. Вуди Аллен такого не видал. Если бы не вагон тарани, привезенный мамой, меня бы зацитировали до смерти.