Татьяна Рудина - Продайте мне хоть что-нибудь!

– Сумки, говоришь?

– Говорю!

– Но сумки вещь интимная, надо разделяться!

– Какая, к черту, интимная? Шанель она и в Африке Шанель!

– Ладно, уговорила, идем в Шанель!

– Девочка моя! Я горжусь тобой! Это по-взрослому! Пройдут годы, ты будешь старой женщиной и с гордостью будешь носить эту сумку!

У всех, абсолютно всех есть сумки. У кого сколько. Кому-то страшно даже подумать о том, чтобы купить вторую. И не потому, что нет денег. Совсем не потому! Это же надо перекладывать! Одна моя подруга носит сумку, пока она не прикажет долго жить. Уже зная о ее близкой кончине (сумки, в смысле), она начинает подбирать ей сменщицу. Оказывается, что это трудное, почти безнадежное дело. Надо найти точно такую же, а их уже перестали выпускать за время ее долгой жизни. Жизни сумки, в смысле. А надо найти такую же обязательно. Точно такой же формы, размера, цвета, с кармашками и отделениями! Такую же найти никогда не удается, покупается только подобная. Начинается процесс долгого и мучительного привыкания. Потому что в новой все неудобно, непривычно, а главное – НИЧЕГО НЕЛЬЗЯ НАЙТИ. В старой тоже ничего нельзя было найти, но та была родной. В ней тоже был хаос, но и хаос был свой, имеющий свои законы.

Это тип женщин с тонкой нервной организацией.

А кто-то любит сумки настолько сильно, что не боится иметь две, три и даже четыре. Это сильные, волевые женщины, как правило. Это женщины, которые не боятся никаких трудностей, им практически все по плечу. Это женщины, которые точно не боятся ремонта в квартире, переезда, они вообще, видимо, ничего не боятся. Эти женщины даже могут работать прорабами на стройке! Короче, женщины из серии «коня на скаку остановит».

Третий тип. Много сумок. Самый трудно поддающийся определению тип. Проще всего сказать про нее: больная, ненормальная. Это безусловно так – она больная и ненормальная, если готова изо дня в день перекладывать этот хаос. Но это только то, что лежит на поверхности.

На самом деле все глубже. Эти женщины никогда не будут прорабами, врачами, учителями. Они вообще мало где могут найти свое применение. Это женщины-поэты. У этих женщин бесполезно требовать обеда, легче приготовить самому, потому что они только приблизительно знают, где холодильник, не говоря уже о том, что в нем лежит. Они могут попробовать убраться в квартире, но лучше им этого не позволять. Дети любят мам этого типа – они никогда не требуют дневник и верят на слово. Если мужчина решит связать жизнь с женщиной этого типа, он должен быть готовым в любой момент уйти с совещания, чтобы отдать ей ключи, потому что свои она забыла, как вы понимаете, в другой сумке. Или ехать за ее правами, или просто развернуться на полпути по дороге на дачу, потому что она не взяла телефон.

Давайте не будем осуждать их. Они не умеют жить по-другому. Они поэты.

– Сумка

– Сумка

– Сумка

– Сумочка

– Где ключи?

– Где пудра?

– Где паспорт?

– Моя милая сумочка

– Что за хрень?

– Это что?

– Какая-то квитанция!

– Что за чек?

– Пробник?

– Буквы стерлись!

– Что это?

– Может, крем?

– Для лица или ног?

– Хрен поймешь!

– Ах, моя сумочка!

– Почему столько ручек?

– Я что, писатель?

– Шоколад весь растекся!

– Жалко подкладочку!

– Зачем пять расчесок?

– Где моя щетка?

– Помада нашлась!

– Ах, милая сумочка!

– Где кошелек?!

– Где права?

– Где карточка?

– Ужас!

– Ура! Все нашлось!

– Потому что все нужное!

– Все жизненно важное!

– Все есть в моей сумочке!

Мой любимый город – это Нью-Йорк. Я не могу как я его люблю! Больная оттуда приезжаю. Так выматываюсь в нем. Надо же память из любимого города какую-нибудь привезти. Чтоб подольше вспоминался. Ну джинсы – само собой. Это не в счет. Как это – из Америки без джинсов? Это как без жвачки приехать! Но надо же что-то существенное. Чтобы все время помнился. Поэтому – сумки. Сумка не даст забыть – откуда она. Лучше всех фотографий вместе взятых напоминать будет.

У меня там ангел живет, в Нью-Йорке. Настоящий ангел. Продавщица. Она мне выносит сумку с черного хода. Нет, что вы, не ворует, конечно! Просто покупает мне со своей скидкой. И выносит, чтобы никто не видел, потому что это делать нельзя.

А я стою у черного входа, у помойки, курю с людьми другого цвета кожи и жду, пока мой ангел ее вынесет. И вот эта помойка – мое самое любимое место в моем самом любимом городе!

Для кого-то Нью-Йорк – это статуя, для кого-то – небоскребы, для кого-то – парк, а для меня – помойка.

Любимая помойка.

У моей мамы была одна манера, от которой меня просто трясло! Она, уходя куда-нибудь, выходила на лестничную клетку, вызывала лифт и, когда он приходил, не заходила в него, а начинала что-то искать в своей сумке. Это «что-то», естественно, не находилось, тогда она бросала сумку на пол и, сев на корточки, продолжала судорожно копаться. Не найдя, она вставала, снова заходила в квартиру и уже совершенно спокойно, обессилев и потеряв всякую надежду, продолжала искать. Потом, конечно, находила и уже только тогда снова вызывала лифт.

Как же меня это бесило.

Но что меня бесит еще больше – теперь я делаю точно так же.

Как же все повторяется.

Разница лишь в том, что у нее была одна-единственная сумка.