Михаил Дайнека - Новые байки со «скорой», или Козлы и хроники

— Да что за бред такой?! Я-то здесь при чем?! — отчаянно пытался прекратить это сумасшествие Михаил, но санитар уже был на ногах и решительно навалился на него, а Жорик с Зуичем дружно поспешили Иванычу на помощь.

Получилась свалка.

В первые мгновения Миха не сопротивлялся. Нет, кем-кем, но малахольным задохликом он не был, драться умел, однако не любил, зная за собой способность в критических ситуациях самым непредсказуемым образом звереть. Вот и теперь он старался не сорваться, но когда бывший борец и некогда даже чемпион Жорик со спины взял его в захват, обдав нестерпимым запахом пота и мочи, а бывший прапорщик Зуев с причмокиванием саданул по почкам, Михаил сознательно, почти что сладострастно спустил себя с предохранителя.

Зуича он сумел отбросить, санитар получил коленом в пах и отвалился. Бывшего борца Миха вбил в стену и, крутнувшись на месте, обрушил его на скрючившегося санитара. Продолжая круг, Миха встретил Зуича ударом ноги, грамотно впечатал пятку в солнечное сплетение, извернулся и принял на кулаки прыгнувшего на него Жорика. Стоптанные больничные тапки слетели в самом начале потасовки, ноги в носках скользили по паркету, но положить себя Михаил не позволял, дрался бешено, о последствиях больше не заботился.

Долго это продолжаться не могло. Два больничных месяца даром Михаилу не прошли. Дыхание сбилось, реакция была замедленной, ударам не хватало точности и силы. С минуты на минуту должна была примчаться бригада санитаров из буйного отделения, но и без них трое разъяренных нападавших в конце концов его бы завалили и добро если бы не покалечили.

В драку вклинился Петрович.

— Не пыли, Мишаня, не пыли, — приговаривал он, оттирая Жорика, — не пыли ты, понимаешь… да не пыли же ты! — работал он локтями, а Жорик с остекленевшим взглядом, будто не видя его, пытался добраться до Михаила.

— Да я-то здесь при чем?! — хрипел Миха, ухитряясь в очередной раз уронить санитара и тут же отшвырнуть Зуича; тот угодил прямо в руки Рамзану, который поймал его и придержал за плечи.

— Не лезь, зачем ты лезешь, не надо тебе, не твое же дело, — уговаривал его Рамзан.

— Убью гада, убью, раздавлю падлу! — бешено вращал глазами бывший прапорщик. — А ты… ах, ты… да пошел ты, гнида ты узкоглазая!! — вывернулся он из рук Рамзана и дал ему под дых.

— Прекратите, прекратите все, сейчас же прекратите! — без передышки кричала заведующая. — Расходитесь, расходитесь же! Все, все ходите отсюда, все, все, все!! — в панике повторяла она как заведенная, но никто ее не слушал.

Вокруг творилось нечто. Больные волновались, теснились, напирали, Эльвира и Леночка бестолково расталкивали их, только увеличивая сумятицу. Пользуясь моментом, шустрый наркоман Кирюша прошмыгнул в процедурную и вовсю шарил по аптеке. Правозащитник Мартышкин отступил в пустую палату, выудил из-под Михиной подушки блок сигарет и торопливо засунул его под свой матрас; разумеется, сохранять и возвращать курево он не собирался.

Свистопляска в коридоре продолжалась. «Я домой, я домой хочу, — скулил позабытый всеми Афонькин, — я домой должен ехать, домой, домой, домой…» «Нас всех сегодня выпустят, выпустят, — с шаткого больничного стула благовествовал отец Федор, — теперь нас всех отпустят, ура-а-а-а-а-а-а!!!» «Гы-гы-гы! — исходил на слюну треугольный Шарик, — гы-гы-гы-гы-гы-гы-гы!!!» — восторженно бил он в ладоши, и над всем этим носился сизокрылый голубь и раскатывался сорванный бас Даздрапермы Спиридоновны: «Прекратите… немедленно прекратите… прекратите все… прекратите… прекратите… прекратите…»

Прежде всех выбыл из борьбы Жорик. Внезапно он запнулся, с хрипом обвалился на пол, ударившись головой, выгнулся и с пеной у рта заколотился в эпилептическом припадке. В тот же момент зареванный Афонькин побежал к выходу, бросился на дверь, словно ее перед ним не было, выбил ее, вывалился в тамбур, там столкнулся с подоспевшими саниатарами из буйного, рухнул им под ноги и по-животному завыл. И в довершение всего этого безобразия из «овощехранилища» безмолвно вышел абсолютно голый Вечный Жид, не замечая никого и ничего прошествовал сквозь затихшую толпу и ровнехонько посреди коридора, не сбиваясь с шага, обильно, как после клизмы, обгадился… И всё как-то разом прекратилось и разрешилось. Во всяком случае, для Михаила, который сдался и позволил обрядить себя в смирительную рубашку. Без излишнего рукоприкладства его препроводили в надзорную палату и привязали к койке. Так он и лежал, когда четверть часа спустя в окне курилки заметили вывороченную решетку, а в столовой нашли Зуича с пробитым табуреткой черепом. На отделении недосчитались Рамзана и Петровича, но Михе, по крайней мере, за труп и за побег отвечать как будто не пришлось.

Свободные места в надзорке быстро заполнялись. Койка слева от Михи пока что пустовала, к правой приторочен был Айзенштадт, дальше трепыхался несмирившийся отец Федор. Санитары из буйного действовали споро, сдержанно и бессловесно. Всех клиентов поочередно развязывали, кололи им аминазин, затем снова фиксировали к железным поручням кроватей. Михаилу причиталось больше других, толстуха Эльвира глядела на него с некоторой жалостью, симпатяшка Леночка отводила взгляд. Заведующая отсутствовала, апеллировать к санитарам и медсестрам было бессмысленно, приходилось молча терпеть и готовиться к крупным неприятностям.

На какое-то время их всех оставили в покое, потом в надзорку прошмыгнул Кирюша, присел на свободную койку.

— Лежишь? — дружелюбно ухмыльнулся Киря.

— Нет, мать твою растак, летаю, — огрызнулся спеленутый Миха. — Что там творится? — хмуро поинтересовался он.

— Ты свою мать растакивай, дешевле обойдется, — не остался в долгу несовершеннолетний наркуша Киря. — Молчал бы ты лучше, — язвительно заметил Кирюша, — теперь тебе вообще рыпаться не стоит: там такой хипеш — кранты! Даздраперма вся на говно изошла — Зуичу кто-то череп насмерть раскроил, она на Рамзана думает. Они слиняли с Петровичем…

— Как так — слиняли? — не сразу сообразил Миха.

— Как-как, — осклабился Кирюша, — каком книзу сдриснули: решетку в курилке выворотили и драпанули по водосточной трубе, всего-то второй этаж. Голубей мне всех распугали, сволочи… А тебя еще сульфазином закалывать будут, разогревают уже. Ленка растрепала: «распнут» тебя — сразу двадцать кубиков в четыре точки оприходуют. Ты на-ка вот, держи, я из процедурки прихватил, — протянул он Михе несколько таблеток.

— Что это за хренотень такая? — с подозрением спросил Миха.

— Жри, жри, не бойся, это обезболивающее, потом спасибо скажешь, — успокоил его Кирюша. — От сульфазина мало тебе не покажется, по себе знаю. Мне-то больше пяти кубиков никогда не загоняли, но тоже задница была: температура за сорок, трясучка жуткая, всю ночь черепушка трещит, а утром ни сесть тебе, ни повернуться… Бери-бери, жри быстрее, идут! — сыпанул он привязанному Михе таблетки прямо в рот и выскользнул из надзорки.