Андрей Данилов - Homo Navicus, человек флота

Он совсем уже отчаялся. Встреча с китом грозила перерасти из мечты в навязчивую идею. Но сила настоящей мечты безгранична, мы в этом убедились.

Однажды, в Индийском океане, вдали от берегов, на переходе во вьетнамскую базу Камрань, лодка сначала стала резко маневрировать по команде с мостика, а затем ее потряс сильный удар. Мы думали, что налетели на мель или лодку супостата, застопорили ход и командир с теми, кому положено, выскочили на мостик. Волны у бортов были окрашены кровью, а прямо по носу бился, поднимая брызги огромным хвостом, умирающий кит. Он почти надвое был разрезан лодочным форштевнем. Лодка, по инерции, продолжала буксировать его. Сизо-коричневые внутренности стелились по волнам, пузырясь черным. Вскоре кит перестал биться, завалился на бок, а потом обнажил поросшее ракушками и водорослями брюхо и начал тонуть.

Их встреча, охотника и кита, состоялась.

Вахтенного офицера Никитина на мостике не было. Он, в нарушение всех инструкций, выскочил на палубу, добежал до носовой «бульбы» гидроакустической станции и сейчас, с жуткими завываниями и странными телодвижениями, иногда кланяясь киту, исполнял танец охотника, добывшего «гору жира и мяса».

Наверное, это был единственный в мире кит, убитый не гарпуном, а целой подводной лодкой. Пока мы пытались сманеврировать, сдать назад и подойти к туше бортом, она погрузилась в пучину. Вокруг вились акулы, пожирая уже мертвого кита. Вода просто кипела. Тут и там возникали драки. Зрелище было не для слабонервных. Даже Никитин закончил танцы и примчался в ограждение рубки. Здесь ему и досталось.

Как мы Никитина драли, не могу Вам передать. Даже вспомнить приятно. И не в том дело, что по Международным Конвенциям промысел китов запрещен. И не за то, что животное жалко. И даже не за то, что Никитин погибнуть мог в пасти акул, смытый волной за борт. За то драли, что он вовремя не заменил дырявую штатную надувную лодку, единственное плавсредство на борту, на новую, и от всей добычи нам на сувениры не досталось ничего: ни китового мяса, ни уса, ни ракушки с брюха. Вердикт был следующим: ну и мудак, а не якут!

Подобное разочарование я уже испытал, когда на дикий пляж бухты Патрокл, под Владивостоком, заплыла акула. Она была небольшой, метра два с половиной. И если на пляжах всего мира при крике «Акула!» все мчатся из воды, здесь половина пляжа бросилась в воду. Акулу отсекли от выхода в море полукольцом загонщиков, заставили ее выброситься на берег, а потом над ней буквально на секунду сомкнулась толпа. Через мгновение толпа разомкнулась. Вместо акулы на песке чернело пятно крови. За столь короткий срок ее успели ГОЛЫМИ РУКАМИ растерзать на сувениры. Сама виновата, акулы под Владивостоком — редкость. Мне тогда не досталось ничего, кроме кусочка шкуры, я слишком далеко стоял. Он похож на наждак и им очень хорошо полировать дерево или чистить замшу. До сих пор где-то лежит.

Никитин был наказан за жестокое обращение с животными и нарушение техники безопасности. А награжден кличкой «Китобоец», а не китобой.

Но все равно он был по-настоящему счастлив и вдохновенно врал, забыв, что и мы читали «Моби Дика»:

— Старого знакомого завалил. Я его еще на Севере видел, он чуть наш каяк хвостом не утопил. За мной гонялся. Теперь я его взял, однако.

Наконец-то, по якутским обычаям, Никитин стал настоящим мужчиной.

Вечер как-то сразу не сложился.

Неприятности шли одна за другой. Сначала, во время встречи с сослуживцем и одноклассником на его территории, в одном из военных поселков, в комнате «чудильника», холодильник, после второй бутылки водки, выполз на середину кухни и закачался. Водку пили мы, а не он, и это было вдвойне удивительно. Стол запрыгал с ножки на ножку, стулья под нами раскачивались. Бутылки на столе пробовали упасть и тонко звенели, ударяясь друг о друга. На улице что-то сильно гудело, на манер трактора.

— Митя, не раскачивай стол! — громко возмутился я.

— Я хотел сказать тебе то же самое! — заорал Митя.

В коридоре раздался многоголосый женский визг и началась какая-то беготня с суетой. Замигал экран телевизора. Хлопали двери, раздавались истерические крики и детский плач, а мы, хотя нас раздирало любопытство, не могли встать из-за стола, потому что полные и уже откупоренные бутылки все время старались принять горизонтальное положение и разлить свое содержимое. Мы прижимали их к столу во всю ширину ладоней.

— Митя, не раскачивай стол!

— Я хотел сказать то же самое!

Это безобразие и наши взаимные обвинения продолжались около минуты, затем все прекратилось, кроме криков в коридоре.

— Мить, выйди посмотри, что там, может, помощь нужна, какой-нибудь шпак буянит, так я его живо успокою, чтоб не мешал офицерам отдыхать!

Митя вышел. Оказалось, мы только что пережили землетрясение силой 7,8 баллов по шкале Рихтера. Гул, который мешал нам разговаривать, оказался голосом ожившей на время Земли. Менее сильные землетрясения проходят беззвучно. В день по три мелких, раз в три-четыре дня покрупнее, раз в год среднее, раз в семь-девять-двенадцать лет сильное. К ним привыкаешь и не обращаешь внимания, но документы и деньги желательно держать в сумке наготове. При первых толчках нужно встать под дверной косяк, схватить сумку и теплые вещи, а при возможности выскочить на улицу. Оказывается, семьи в коридоре этим и занимались, но дверных косяков на всех не хватало, а потом возникла пробка, с руганью и детским плачем, в дверях, ведущих в подъезд.

Пришлось это событие обмыть, радуясь, что по нашему неведению шкала оказалась Рихтера, а не Эсмарха, поэтому обошлось без последствий, не как у остальных. Хотя у Эсмарха, кажется, была не шкала, а кружка, но для тех же целей. Блажен, кто занимается тем, чем занимались мы.

— Сергей, жениться хочу, — поделился сокровенным Митя, опрокинув в рот очередную рюмку.

Я озадаченно замолчал. У Мити и подруги-то не было, даже временной, а тут подобные заявления.

— На ком?

— На Люде-маленькой. Очень красивая.

Это была вторая неприятность, я даже поперхнулся.

— Мить, ну она же блядь, ее весь городок имел!

— Не блядь, просто ее так жизнь била и несчастливые любви. Или любови? Да ладно, не важно, я ее перевоспитаю. И вообще, откуда ты знаешь, что блядь? Я не верю.

На такой вопрос о невесте трудно ответить прямо, и я начал лавировать, если не вилять.

— Ну, говорили…

— Что говорили? — Митя был настойчив.

— Гости у нее часто, мужчины.

— Это не доказательство, она просто общительный человек. Конкретнее.

— В ресторане каждый вечер.

— А мы? Да и где еще отдохнуть? Конкретнее.

Митя явно наслаждался труднодоказуемостью сомнительной непорочности невесты. Но некоторые иллюзии достойны только немедленного уничтожения, как компьютерные вирусы. Это был именно тот случай.