Михаил Жванецкий - Женщины

Я сказал, что я болен.

И, конечно, пошёл.

Там было всё, какое быть должно.

Не какое бывает.

А какое быть должно.

Она была так хороша, что со мной ничего не случилось.

Я был капризен, равнодушен, угрюм и остроумен.

Меня угощали.

Меня умывали.

Мне вытирали нос.

Она умела готовить и накладывать гипс.

Она умела убирать, петь и не раздражаться.

И это при таком росте, и это при такой коже.

И это было таким, каким должно было быть, если бы я когда-нибудь такое видел.

Она была с Карпат.

Она спустилась.

А я всё равно поднимал голову.

Такие заботливые руки.

При такой красоте.

Я хохотал.

Я не являлся вовремя.

Я плевал в лицо жизни и любви.

Ну, это как бы вы стали владельцем яхты, которую используете лишь для стирки.

Что я мог придумать?

Зачем мне это всё?

Кроме ужаса и шторма.

Кроме ощущения близкой гибели…

Когда мы были с ней на писательском обеде, молодёжь целовала стул, на котором сидела она.

А я кричал кому-то:

– Вот будешь всю жизнь писать правду, вот не будешь врать и приспосабливаться, и народ тебе выделит такую…

От неё осталась фотография: бульвар, она стоит, а я на лошади рядом.

Вот разве что на лошади.

Где я достал лошадь?

И вот как-то у меня сломалась «Спидола».

Был такой приёмник, когда был я.

Она сказала: – Я починю.

Она сказала: – У меня есть знакомый, он тебя любит.

Она сказала: – Он хочет, чтоб ты пообедал у него.

Она сказала: – Это будет на 7-й станции Фонтана.

Она сказала этот адрес.

Она была в шортах и фартучке.

Мы ели и смотрели на неё.

Она сказала: – Мы будем рады, если вы ещё придёте.

Это она сказала мне.

– Молодец, – выдохнули три девицы.

Она звонила каждый день.

Что ей было нужно?

Тут меня пригласили в конкурс красоты.

Первый Всесоюзный.

Нет-нет – в жюри.

Я пошёл из-за неё.

Я ей звонил в Одессу.

Со мной что-то случилось.

Я стал давить в жюри.

Я поставил условием своё пребывание в жюри, если у меня будет кандидат.

– Молодец, – сказали три девицы.

Я уговорил её. Она сразу стала вице-мисс Украины.

Теперь международный конкурс.

А что конкурс, когда мы с ним что-то ели, плита была прямо у стола.

Она поворачивалась то к плите, то к столу.

Фартучек и шорты выше стола.

Ещё раз шорты выше стола.

Мы ели и смотрели.

Не знаю, кто она мне.

Не знаю, кто она ему.

Это было совершенство.

Я очень обиделся.

Она сломала ногу и не поехала в Париж на конкурс.

А я звонил.

А я просил.

И с ногой с этой было всё в порядке.

У неё всегда было в порядке с ногой.

И опять прошли два года.

И она мне позвонила.

– Ты знаешь, я теперь живу в Лос-Анджелесе. Я вышла замуж ещё тогда…

– Да. Чего там знать.

Оказывается, ещё в Одессе, ещё тогда.

Ещё во время фестиваля.

Она жила у ювелира тоже.

– Молодец, – вздохнули три девицы.

И я был в Лос-Анджелесе, и она встретила, и привезла меня, и мы ели уже с дантистом или ювелиром, и смотрели на неё.

И никто никогда её не ревновал.

Мы могли собраться все и смотреть на неё.

И никто никогда не ревновал.

И тут опять звонок в Москву:

– Я лечу в Карпаты. Я могу заехать. Ты не забудешь?

– Да уж куда мне?

– Ты лучше всех, – сказали мы одновременно.

Больше она не появлялась.

– Молодец, – вздохнули девицы и выпили.

Оказалось, чтобы получить отгул, пойти со мной в кино, поехать за город – она сдала кровь.

Безвозмездно.

За два свободных дня.

А я раздражался.

Я кричал, что в эти дни не могу.

А она говорила:

– Хорошо. Я ещё возьму отгул на следующей неделе.

– Вот так выглядит подонок, – сказал я зеркалу.

Мужчины более ревнивы, потому что по лицу женщины понять ничего невозможно.

Она умнее.

И скрытнее.

Если любишь – веришь.

Если не любишь – зачем следить.

Бедный, не знаешь.

Она принимала снотворное, чтобы утром не звонить.

Чтоб сорвать телефонную зависимость и устроить этот божественный женский разрыв после «люблю, навек твоя».

После этих слов она исчезает.

И выдерживает тебя, с её точки зрения, ты ещё не дозрел.

Когда ты дозрел, она появляется и исчезает, даже находясь дома.

Следить не надо.

Принимайте решение ещё до слежки – всё равно придётся.

Рассчитывайте на то, что вы её поймаете.

Как и она вас.

Поэтому принимайте решение до слежки.

А тогда зачем следить?

И она сказала ему:

– Что ты хочешь – или я всю ночь буду твоей, но мы больше не увидимся. Или мы будем встречаться, но я сейчас уйду.

Он выбрал первое.

И она ушла в шесть утра.

И не пришла.

И он пошёл к ней.

И она сказала:

– Что это за еврейское решение?

И он ударил её по лицу.

И она упала ему на грудь и расплакалась.

И он заплакал.

И он обрадовался.

И тогда она отстранилась и сказала:

– Всё! Уйди!

Я с мужчиной познакомилась. Врач. Очень симпатичный. Ухаживал. Встречались. Решили пожениться.

Вызвал по телефону маму из Киева и папу. Они со мной говорили. Поздравляли.

К его товарищу ходили, отмечали.

Он мне подарок сделал. Цепочку золотую.

Должны были встретиться.

Десятого – нет его.

Я подождала пару дней.

Пошла к его тётке, где он живёт. Куда он меня тысячу раз приглашал. Там ни тётки, ни его никогда не было.

На работу пошла в госпиталь. Куда я его провожала. И куда он при мне входил. Там такого никогда не было.

Мне говорят, может быть, он просто хотел…

Так он меня пальцем не тронул.

Пошла к товарищу, где мы его день рождения гуляли. Товарища нет и никогда там не было.

Вот загадка.

Если он, допустим, шпион. Так чего от меня хотел узнать?

Я в детском саду работаю.

Я ему всё-всё про наш детсад рассказала. Может, не надо было.

Я позвонила в Киев по телефону, по которому он звонил. Там его мамы нет и никогда не было.

Цепочка настоящая, золото 583-й пробы.

В квартире, где я жила, я действительно живу.

Всё, что касалось меня, никуда не исчезло.

Всё, что связано с ним, – пропало навсегда.

Какие всё-таки мужчины сволочи.

Вот начиная просто с трёх лет. Тьфу! Извините.

Две медсестры:

– Вы такая нервная.

– Я не нервная!

– Нет, вы нервная!

– Я не нервная!

– Вы нервная!

– А вы не нервная?

– Я не нервная.

– А чего же вы кричите?

– Я кричу?

– Да, вы кричите!

– Я кричу?

– Вот вы кричите!

– Я… кричу?

– Вот-вот-вот кричите! И всё!

– Это вы с криком меня спросили. Вы просто крикнули, что я кричу. Жутким криком крикнули.