Борис Штерн - Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга I

«Маргинал ты, ыбенамать! — отвечал ему пушкинским слогом отец Павло из-под колес велосипеда. — Что ж ты священных особ давишь, от! Смотри, куда едешь, жлоб!» Гайдамака принимал участие в разных престижных международных гонках (и всегда в роли подсадной утки: разогнать, растрепать караван, выложиться и расчистить дорогу идущему за тобой товарищу пo команде): Tour de France [22] Французская гонка (фр.). — с проездом под Триумфальной аркой и Эйфелевой башней; в Tour de Moskou [23] Московская гонка (фр.). — круг 16,5 км, старт на Васильевском спуске у гостиницы «Россия», с объездом Кремля и Красной площади с Мавзолеем; Tour de Berlin [24] Берлинская гонка (фр.). — вокруг Берлинской стены. Он был уже велосипедным ветераном, никто из асов не хотел в той клятой чернобыльской гонке участвовать, радиоактивную пыль глотать, а Гайдамаку к международным гонкам уже года три не подпускали, потому что однажды в неразберихе между похоронами Андропова и Черненки, участвуя в Tour de Berlin, на него после победной командной гонки опять снизошел стих, и он, упившись шампанским, написал на Берлинской стене следующее граффити:

ГРАФФИТИ НА БЕРЛИНСКОЙ СТЕНЕ

два торговых джигита джихад над прилавками сытые мухи в президенты Невзорова сорос в рязани россия в разрухе где ты Сталин кулиса мессия химера хазарское ханство безнадежно строптивый народ но довольно надежное пьянство за рубеж тараканы летят воровато с приветом поезд спятил географ советский уже отмахали полсвета самосадные страны вас жутко листать как страницы конотоп о махно догони и вот так до румынской границы да на карте бардак посмотри на шашлык там лукавые горы там на первом базаре ты купишь пол-литра базуку линкоры шемаханскую родину мать и пять жен и женьшеневый кукиш петушок золотой гребешок все во мгле но россии не купишь злятся братья славяне ах русский спасали спасли их но сдуру точно басня крылов знай кололи врага всю испортили шкуру ну теперь те спасут побойчей бэтээры белы аи ты нато ваше дело ребята нехай но россии не быть под антантой.

Мало того: не ограничившись граффити, Гайдамака продемонстрировал высший велосипедный пилотаж: влез с велосипедом на Берлинскую стену, застыл на ней в сюрплясе и с выражением прочитал:

Потом проехался по узкой вершине Берлинской стены, попрыгал на ней и спрыгнул на ту сторону, в Западный Берлин.

Один хороший писатель справедливо сказал о литературоведах: «Если какой-то сукин сын умеет писать рассказы, пoвести и романы, то почему он их не пишет, а обучает этому других?» Поэтому, испытывая неприязнь к литературоведческим разборам и ко всяческим литературным условностям, автор решил не мудрствовать лукаво и привести несколько фраз из чернового эпилога «Войны и мира», подставив вместо реалий 19-го века реалии века 20-го.

Автору хотелось, чтобы читатели не искали в его книге того, чего он не хотел или не умел выразить, и обратили бы внимание на то, что он хотел выразить, но на чем (по условиям произведения) не считал удобным останавливаться.

Что такое «Эфиоп»? Это не «фаллическо-фантастический рoман из жизней замечательных людей», как он определен в подзаголовке для привлечения внимания неискушенного читателя, — хотя обмана в подзаголовке нет. (Жена автора, прочитав черновой вариант романа, удивленно спросила: «Ты, кажется, сексуально озабочен?», на что автор ответил: «Не так, чтобы. Я просто отрабатывал заявленный издательству „Терра фантастика“ подзаголовок».) Еще менее это историческая хроника. «Эфиоп» есть то, что хотел и смог выразить автор в той форме, в которой оно выразилось. Такое заявление о пренебрежении автора к условным формам прозы — даже к фантастике, даже к «химерной прозе» (как говорят на Украине) — могло бы показаться самонадеянностью, если бы не история русской литературы, которая не только представляет много примеров отступления от условной формы, но не дает даже ни одного примера противного.

О характере времени в романе. Как стало ясно из общей теории относительности, дискретность (прерывистость) пространства-времени может приводить в ряде случаев к разрывам времени, к появлению переплетающихся пространственных структур, напоминающих скрученные спирали ДНК, которые тут же начинают реплицироваться (размножаться) и создавать новые себе подобные (но не идентичные) пространственно-временные структуры, то есть создавать все новые и новые миры и реальности. Появилась наука о генетике пространства-времени, и поэтому никто, в том числе и литературоведы, уже не могут игнорировать эту науку, — потому что и литературный текст (особенно в «большом» произведений) представляет собой генетический процесс соединения слов в отдельные фразы и процесс переплетения и размножения — гефраз в окончательную форму романа. То же в музыке нетика звука. То же в живописи — генетика цвета.

В «Эфиопе» не упоминается ни одной конкретной даты, кроме одного конкретного дня, месяца и года — 2 июля 1904 года. Именно в этот день наступил кризис в болезни Чехова и, как удалось выяснить исследователям Акимушкину и Нуразбекову, произошел пространственно-временной сдвиг, который привел к встрече на Графской пристани генерала Врангеля и поэта Окуджавы, заставил психоаналитика Фрейда совершить путешествие в страну Офир, а начинающего писателя Хемингуэя выйти на боксерский ринг против графа Толстого, превратил поэта Гумилева в орнитолога Шкфорцопфа и привел его к открытию лунного купидона и симбиозной теории возникновения человека, забросил «Супер-Секстиум» с лазерным принтером в дореволюционную Одессу, а велосипедиста Гайдамаку — во времена Ильи Муромца, и т. д. Акимушкин и Нуразбеков впервые наблюдали явления генетических сдвигов пространства-времени, — более того, непосредственно участвовали в них. Разве не интересно узнать, о чем говорили в пиццерии напротив Венецианского дворца Махно и Муссолини? История этого научного открытия живо напоминает историю создания специальной теории относительности Эйнштейном или открытие структуры гена Уотсопом и Криком.

Известные имена исторических лиц: Врангель, Окуджава, Фрейд, Черчилль, Махно, Муссолини и др. — суть не только названия действующих лиц. Известные нам Врангель и Окуджава не могли в известной нам реальности разговаривать о чем бы то ни было на Графской пристани в Севастополе; но о чем они говорили в реальности С(ИМХА) БКР Й(ОСЕФ)?