Роман Карцев - Приснился мне Чаплин...

Так начиналась наша долгая самостоятельная работа на эстраде…

Лететь мне шестнадцать часов, и предыдущую ночь я не спал. Я вспоминал нашу жизнь с Витей Ильченко, моим другом. И если бы я смог записать все, что вспомнил…

Витя Ильченко ушел от нас в 1992 году, в пятьдесят пять лет. От нас всех – от семьи, от Миши Жванецкого, от меня, от друзей, от театра, от зрителей, которые тридцать лет смотрели на нас на эстраде, на телеэкране, в театре… Тридцать лет мы были вместе почти каждый день. А сейчас я лечу в самолете – один. Сижу в гримуборной – один. Играю – один. И вспоминаю, как это было…

Когда Витя Ильченко и Миша Жванецкий выступали в своем институте инженеров морского флота, я и не подозревал, что судьба сведет меня с ними на всю жизнь и что эти два человека сыграют в моей биографии главную и незаменимую роль…

В шестьдесят первом году я был приглашен в класс «А» – в знаменитый одесский городской театр миниатюр «Парнас-2», возглавляемый Жванецким и Ильченко. Но с Витей я тогда не встретился. Уже работая у Райкина, я приехал в отпуск в Одессу, пришел в «Парнас», посмотрел новый спектакль и, набравшись нахальства, предложил Миле Гвоздиковой показаться Аркадию Исааковичу.

Приступаю к самому главному – к знакомству с Витей Ильченко. А все было просто. Я шел на пляж и на Ланжероновской угол Пушкинской встретил Витю с сыном Сережей – они направлялись на бульвар. Состоялся такой разговор:

– Привет! – сказал Витя.

– Привет! – ответил я.

– Я слышал, ты работаешь у Райкина?

– Да.

– Ну и как?

– Пока ничего! Справляюсь.

– Я слышал, ты читаешь Мишин монолог в спектакле?

– Да.

– Ну и как?

– Ничего, смеются…

В это время Витин сын Сережа укусил меня за ногу.

– Ну и как к тебе относятся в театре?

– Неплохо… Витя, а ты где?

– Я в пароходстве. Начальник отдела испытания новой техники.

– Ого! – И вдруг меня осенило. – Витя, а ты не хотел бы показаться Райкину?!

Витя долго молчал. Он всегда вначале думал-соображал, потом отвечал.

– Я не готов… А впрочем, давай попробую.

Через несколько дней Витя стоял в санатории Чкалова перед Райкиным и показывал толпу прохожих.

Этот день нас связал навсегда. Судьба? Конечно. Я ведь мог пойти на пляж по другой улице, Витя – сидеть в это время дома и читать журнал «Наука и жизнь» (он читал его всю жизнь). Райкин мог бы отдыхать в Риге, а не в Одессе…

Да, я верю в судьбу, теперь верю. Она подарила мне талантливого друга, партнера, настоящего русского интеллигента. Он окончил с красным дипломом два института – инженеров морского флота и ГИТИС, у него была феноменальная память и очень добрая и ранимая душа…

В Ленинграде Витю встретили холодно, Милу – настороженно. Видимо, актеры считали, что три одессита – это уже чересчур.

Мы снимали с Витей дешевые углы и были счастливы. Мы впитывали в себя аромат Ленинграда и репетировали спектакль «Волшебники живут рядом». Витя входил в работу медленно, как всегда вдумчиво, не торопясь, вызывая насмешливые взгляды партнеров. Но когда Райкин поручил Вите и Наташе Соловьевой танцевать классический дуэт на музыку Глюка… Бог ты мой! Наташа была балериной, а Витя вообще танцевал первый раз в жизни! Да еще под Глюка… Витя был очень худой, но серьезный вид и туника придавали ему угловатую грациозность. Смотреть этот номер приходили все! И Витя своей смелостью заслужил уважение актеров и самого Райкина.

Тут и началась наша настоящая дружба. Мы ходили вместе в театры, завтракали в кафе «Ленинград» на Невском, обедали в пирожковой на углу Желябова. А вечером стояли за кулисами и впитывали в себя игру великого артиста.

Так прошел год. А в шестьдесят четвертом году в Ленинград приехал Миша, оставив работу сменного механика в одесском порту, и нам стало веселее. Во всех отношениях.

Миша любил поесть, Витя умел готовить, у меня в запасе всегда было рублей сто. Я их спасал от голодной смерти. Миша начал писать, а мы с Витей – репетировать. У нас стал накапливаться свой репертуар. Миша писал неистово, но Райкин складывал его тексты в сундук. И то, что не брал Райкин, брали мы с Витей – Сухим. Да, нас все так и называли – Сухой, Малой и Писатель. Друзья говорили:

– А где Писатель?

– Пошел к Сухому.

– А где Малой?

– А он уже там.

У нас появился первый шлягер – «Авас». Мы ездили на гастроли в Москву, жили в роскоши. Гостиница «Пекин»! Ресторан ВТО! Знакомство с актерами и театрами – Таганкой, «Современником», с Эфросом – его театр мы любили безумно, выступления на капустниках… Вы заметили, я все время говорю «мы»? Да, везде мы были вместе с Витей. И если он появлялся один, спрашивали: «Где Рома?» И наоборот. И когда кто-то видел одного из наших детей, то говорил: «Это ребенок Карцева и Ильченко».

Наши фамилии слились в одну, наши мысли совпадали, наши взгляды не расходились. И хотя мы были совершенно разными людьми – по темпераменту, по уровню образования, по отношению к некоторым сторонам жизни, к женщинам, выпивке и даже по отношению к общим друзьям, – нас объединяло главное: любовь к театру, к нашему жанру. И еще – уважение друг к другу. Я регулярно скандалил с режиссерами, я каждый день предлагал новые варианты роли, ставил в тупик постановщика спектакля и партнеров, я все время импровизировал не туда! И Витя все это терпел…

Он был очень умен, наш Витя. Когда мы с Мишей танцевали с барышнями, он сидел в углу и читал. Он знал Ленинград как свои пять пальцев. Он рассказывал таксистам в Москве, куда ехать, как доехать ближайшим путем. Он шпарил наизусть Ильфа и Петрова главами! Он знал все типы самолетов. Не могу не вспомнить: на гастролях в московском Театре эстрады мы с Витей в перерыве между номерами обычно сидели и смотрели из окон на Москву-реку. Как-то раз Витя своим орлиным взором увидел кружащий над Красной площадью самолетик и, в отличие от меня, жутко удивился и даже возмутился: «Как он сюда попал?» Оказалось, это был Руст – немец, перелетевший все границы, которые у нас на замке, и приземлившийся на Красной площади.

И если бы Витя не стал артистом-профессионалом, он мог бы стать министром, врачом, режиссером, хирургом, поваром, психологом, шахматистом…

Постепенно репертуар наш рос, и мы уже могли играть час и немного работать вне театра. Вите нужно было кормить семью, нужно было спасать от голода Жванецкого, который писал беспрерывно, но безвозмездно. И тут спасение – поездка на гастроли в Англию и Венгрию. Получали мизер, но валютой!..

А потом случился мой первый уход из театра, о котором я рассказал в «Приглашении к Райкину». Когда я попросился обратно, Райкин мое предложение не принял, но Миша и Витя, Тамара Кушелевская и Рома, жена Аркадия Исааковича, навалились на него – и он дрогнул.