Лион Измайлов - Засланцы

И представилось Синичкину, как подходит он к той же Наде на танцах, а она отказывает ему и уходит танцевать с Семёновым, нет, лучше с каким-нибудь артистом, ну, предположим, со Смоктуновским. Тут в сознание Синичкина ворвались слова Семёнова:

– Нам, простым смертным… чтобы на нас такая девушка посмотрела, знаешь, как на пупе вертеться надо. А ты только мигни – и все на тебя смотрят.

«А вдруг это всё уловки? – думал Синичкин. Он знал, что у женщин есть масса уловок. – Сначала завлечь, потом бросить. Чтобы я ещё больше влюбился».

– А, Семёнов, может, это она меня завлекает?

– Верняк, – сказал Семёнов.

– Может быть, она не так и проста, как кажется.

– Факт, – ответил Семёнов, – хитрющая.

– Может быть, это игра? – спросил Синичкин.

– Да они такие, я тебе скажу. Говорит «пол», а думает «потолок». Но я тебе скажу, есть исключения. Таисия – это человек. А какая у неё душа! Большая душа. Ты погляди на неё.

– Глядел, – отмахнулся Синичкин, занятый своими мыслями.

– Ну ведь сразу видно, что широкой души человек.

– Широкой, – согласился Синичкин.

Он стал продумывать план испытания. Он то продумывал этот хитроумный план, то просто ругал себя за то, что сразу не назвался своим настоящим именем. Проклинал себя за малодушие. И вообще не знал, что делать. Да ещё и Семёнов внушал ему:

– Тут главное – честным быть. Если женат, говорю, что женат. Если люблю, говорю, что люблю, и чтоб никаких.

А наутро судьба сама подсказала Синичкину, что ему делать. Судьба явилась Синичкину в виде администратора санатория, той самой, которая когда-то так гостеприимно встречала «Куравлёва».

Когда Синичкин шёл на завтрак, администратор сказала ему:

– Вы меня извините, товарищ Куравлёв, мы вас так любим, и лично я никогда бы в жизни не решилась на это, по мне хоть всю жизнь живите здесь без путёвки, но вот директор строгий, и потом паспорт… и вообще…

– Всё понял, – сказал Синичкин, – иду звонить в Москву.

И автоматически началось осуществление плана, который в общих чертах ещё вчера наметил Синичкин. Он позвонил по автомату маме, и мама, ничего не ведая о Володиных затруднениях, закричала в трубку:

– Как там погода?

– Хорошая погода, – ответил Синичкин и хотел перейти к делу, но мама не давала говорить:

– А почём помидоры на рынке?

Этот вопрос почему-то всегда волнует тех, кто ещё не поехал на юг.

– Дёшево, дёшево, мама, – сказал Синичкин и хотел было, но не тут-то было.

– Почём, почём? – спрашивала мама.

– По десять копеек, – сказал Синичкин первое, что пришло ему на ум.

– Килограмм? – неслось из Москвы.

– Ведро, – сказал Синичкин. И пока мама переваривала эту чудовищную дезинформацию, Синичкин успел спросить: – Почему до сих пор не высылаешь путёвку и паспорт?

– Какую путёвку?

– Ну, я же тебе телеграмму дал.

– Какую телеграмму? – переспрашивала мама.

– Ну телеграмму, бумажную, что я забыл дома путёвку и паспорт.

– Какой паспорт? – упорствовала мама.

– Ну что значит – какой! Тот самый, который мне выдали в шестнадцать лет.

– Как, разве ты его не обменял?

– Обменял, мама, обменял и забыл.

– Как, ты забыл обменять паспорт?

– Обменять я не забыл, я забыл его взять с собой. И дал тебе телеграмму, чтобы ты выслала мне паспорт и путёвку. Ты получила телеграмму?

– Я ничего не получала, кроме пенсии, я тебе вышлю.

– Не надо мне пенсии, вышли мне паспорт и путёвку.

– Ну так бы и говорил с самого начала! А то морочишь мне голову с помидорами, а про существо дела не говоришь. В кого ты пошёл, я просто не могу понять.

– Мама, вышли мне всё это скорее! – кричал Синичкин.

Короче говоря, мама в Москве поехала на вокзал и отдала паспорт и путёвку проводнику поезда.

Синичкин перезвонил в Москву, уточнил номер поезда и вагона и поехал на вокзал. Естественно, проводник вначале не хотел отдавать паспорт и путёвку на фамилию Синичкина артисту Куравлёву. Пришлось долго доказывать, сличать личность и фотографию. Короче, через сутки после звонка паспорт и путёвка были уже у Синичкина, но он не сразу отнёс эти документы администратору санатория. Нет, он понёс свой паспорт Наде и нашёл её в той же беседке. Глаза Нади были красны от слёз. Синичкин извинился за то, что побеспокоил её. Он был вежлив и спокоен, наш Синичкин. Он был полон достоинства и внешней невозмутимости, но внутри у него всё клокотало.

– Разрешите мне задать вам вопрос, – начал он высокопарно.

– Пожалуйста, – сказала Надя, которой моментально передалась строгость и официальность Синичкина.

– Если я вас правильно понял, основным препятствием нашему общему счастью является то, что я артист. Не так ли?

– Именно так, – ответила Надя. – Вы меня поняли правильно.

– Или, другими словами, для вас важна душа человека, его характер, так сказать, личность, но вам мешает его внешний блеск, популярность и успех, не так ли? Я вас понял правильно?

– Именно так.

– Другими словами, – продолжал Синичкин, – если бы я был не я, то есть с тем же лицом, с той же душой, но только не был популярным артистом, вы бы не стали бороться со своими чувствами и наступать на горло собственной песне! – с пафосом закончил Синичкин.

– Да, – грустно ответила Надя, – я бы тогда ни на что не стала бы наступать.

– В таком случае, – сказал Синичкин высокопарно, – имею честь сообщить вам, что я не Куравлёв и не артист, я дамский парикмахер, имя моё Владимир, фамилия моя Синичкин. – И он гордо протянул Наде свой паспорт.

Надя дрожащими руками взяла паспорт, заглянула в него. Затем посмотрела на Синичкина полными слёз глазами, потом сказала:

– Да как же так можно?! – и швырнула паспорт прямо в лицо Синичкину.

Такого Синичкин не ожидал. Он мог предположить, что она бросится ему на шею, что она смутится, так как поймёт: её коварные замыслы раскрыты, она ошиблась в своих расчётах на популярного артиста, действия её по его завлечению провалились и стали теперь ненужными, – но такой реакции Синичкин никак не мог ожидать. Ему было больно, нехорошо. Но, во всяком случае, он убедился, что полюбила она его, если только можно называть таким словом её отношение к нему, за его мнимую популярность, а сам по себе Синичкин ей не нужен был никогда.

Обо всём этом он и рассказал Семёнову, после чего улёгся лицом к стене. Семёнов повертел в руках паспорт Синичкина, но не такой он был человек, Семёнов, чтобы просто так сдаться.

– Смотри, – сказал он, – я и не думал, что до сих пор делают фальшивые паспорта. Это что ж, тебе в милиции выдали, чтоб народ не приставал? Выходит, живёшь с двумя паспортами. Вот бы мне так, я бы тут же с Таиской расписался.

Таисия не заставила себя долго ждать. Она тут же без стука влетела в их номер с криком: