Лион Измайлов - Засланцы

– Аферисты! Один артиста изображает, а другой – на, погляди, что мне твой друг на память подарил…

Она протянула Синичкину фотографию, на которой были запечатлены две личности – Семёнов и его жена, которая габаритами и серьёзностью лица ни капли не уступала мужу.

– «На вечную дружбу», – процитировала Таисия надпись и, бросив фото в лицо Семёнову, ушла, приговаривая: – Я своё в пионерлагере отдружила. Ишь ты, честный какой! А я, значит, уже и не человек. Если ты такой честный, зачем ходишь ко мне?

Синичкин лежал лицом к стене. То, что произошло у него с Надей, так ошеломило его, что остальные неприятности его уже мало трогали.

А неприятности, естественно, посыпались на Синичкина непрерывным потоком. Наутро весь санаторий уже знал, что Куравлёв – это не Куравлёв и что Синичкин – это дамский мастер, в смысле парикмахер. Некоторые перестали здороваться с ним. Другие смотрели на него с презрением, иные с сочувствием. Семёнов с утра сказал:

– Ну, ты артист, но меня всё равно не проведёшь.

То есть остались и такие, которые не поверили в неожиданное превращение артиста в парикмахера.

Однако понемногу Синичкин, который ходил как в полусне, стараясь избегать чьего-либо общества, занялся своим прямым делом, потому что только оно и давало ему успокоение. Одна дама, которая должна была идти вечером в варьете, попросила его уложить волосы, потому что она попала под дождь и причёска была совершенно испорчена. Синичкин пришёл даме на помощь и сделал такое чудо парикмахерского искусства, что на другой день к нему стояла одна очередь из отдыхающих и другая из медперсонала. Одни шли в театр, другие в ресторан, и всем хотелось быть красивыми. Многие женщины даже говорили: хорошо, что Синичкин парикмахер, – хоть какая-то от этого артиста польза.

А раз женщины полюбили Синичкина, значит, всё в порядке – климат общественного мнения санатория потеплел по отношению к Синичкину. Даже поговаривали о творческом вечере дамского мастера В. Синичкина, но он отказался наотрез. Вообще для него на юге всё померкло. Изредка они виделись с Надей, но не разговаривали и даже не здоровались. Больше того, если это происходило на улице или в парке, они, издали завидев друг друга, сворачивали куда-нибудь в сторону, чтобы не встретиться.

Постепенно Синичкин стал думать о Наде иначе, о чём и говорил своему другу Семёнову. Он, Синичкин, попытался поставить себя на Надино место, и получалось, что выглядел он неважно при условии, что Надя честный и хороший человек. Получалось, что он выдал себя за известного артиста, пользуясь чужой популярностью и чужой всенародной любовью, влюбил в себя девушку, а когда это стало ему выгодно, открылся.

А расчёт оказался неверным. Так всё получалось при условии, что сама Надя была человеком чистым. И снова грызла Синичкина совесть. Ведь мог он позвонить в Москву сразу по приезде в дом отдыха, переспал бы на вокзале ночь, да в конце концов, и в доме отдыха тоже люди: поверили бы, впустили на два дня под честное слово. Может быть, он как Синичкин и не смог бы понравиться Наде, но ведь кто знает! А если бы понравился, то не было бы никаких препятствий. Что говорить, если не дано тебе врать, то и заниматься этим не стоит, самому себе дороже.

У Семёнова дела тоже были совсем неважные. Таисия его знать не хотела и объяснять почему наотрез отказалась. Бросала на него в столовой взгляды, но тайно, когда Семёнов не видел, а на мировую не шла. Семёнов решил ответить контрударом и даже уговорил Синичкина принять в этом ударе участие.

– Я тебе так скажу, женщины – они ревность не переносят, так что собирайся сегодня вечером, будем им характер обламывать.

«А, чем чёрт не шутит! – подумал Синичкин. – А вдруг подействует?»

Вечером Семёнов привёл двух хохотушек. Они вчетвером чинно пошли по аллее и долго вышагивали по парку для того, чтобы наткнуться на Таисию и Надю. Но, видно, у Таисии мыслительный аппарат был под стать семёновскому, и Синичкин с Семёновым натолкнулись на своих подруг где-то в центре парка, а до того Надя и Таисия водили своих ухажёров по тому же парку в аналогичных поисках. Первыми не выдержали Синичкин и Семёнов.

– Извините, девочки, – сказал хохотушкам Семёнов, и они с Синичкиным кинулись за четвёркой.

А потом Семёнов отозвал кавалеров своих подруг. Два офицера отошли с Семёновым и Синичкиным.

– А ну, ребята, – сказал Семёнов грозно, – чешите от наших девчонок.

– Вот что, друг, – ответил один офицер. – Мы тебя не трогали, и гуляй себе спокойно.

– Я ведь и побить могу, – сказал Семёнов.

– А ты что, боксёр? – спросил офицер.

– Может, и боксёр, – ответил Семёнов.

– Ну что ж, – сказал офицер. – Какой разряд?

– Второй, – соврал Семёнов.

– Извините, у меня первый, – ответил офицер и вынул книжечку с разрядом.

На том разговор и закончился. Таков современный способ встречи на дуэли: показали друг другу разрядные книжечки и разошлись по-хорошему.

Но когда офицеры вернулись на место, Нади и Таисии уже не было. Наде весь этот маневр показался омерзительным. Таисии пришлось идти за ней.

Дни шли за днями, и отношение Синичкина к Наде менялось то в одну, то в другую сторону. Он то ненавидел её, то хотел бежать просить прощения, но не бежал, а вскоре и бежать было некуда.

Пришёл день отъезда. Последний раз в столовой посмотрели Синичкин с Надей друг на друга. Так, наверное, смотрят на поле боя раненые солдаты, когда видят, как уходят, не заметив их, товарищи, а крикнуть нет сил.

Посмотрели друг на друга и расстались. Синичкин с Семёновым уехали на вокзал. А Таисия с Надей остались. Когда автобус уже отъехал от дома отдыха, показалось Семёнову, что из-за забора вслед ему смотрела Таисия. Показалось, а может, и в самом деле смотрела.

В поезде, в отдельном купе, вдвоем, под охи и ахи проводниц насчёт «Куравлёва» ехали Синичкин и Семёнов, и сказал наконец Семёнов, одолев свою тяжёлую думу:

– Ну вот сейчас мы одни, скажи мне честно: кто же ты – артист или парикмахер? Мне ж на Алтае надо рассказывать, с кем я жил в санатории.

– Говори, с Куравлёвым.

– Ну вот, наконец-то сознался! Так я и знал, что не ошибся в тебе. – И Семёнов полез обниматься.

– Что это тебя на нежности потянуло? – спросил Синичкин.

– Прощаюсь с тобой, – ответил Семёнов. – Выхожу. Решил я – назад поеду. Знаешь, не могу без Таисии. Ну не могу, и всё. Вопрос в душе остался. Не могу с этим вопросом жить.

– А жена как же?

– Если любит, – сказал Семёнов, поднимая чемодан, – приедет и заберёт. А я не могу. Прощай, Лёнька. Будь здоров. – И вышел на ближайшей станции.

А Синичкин приехал домой и стал ходить на работу. Пошли обычные радостные будни и суматошные праздники. А приблизительно через полтора месяца села к нему клиентка. Глянул он на неё, а это Надя.