Лион Измайлов - Засланцы

– Ой, это вы? – сказала она, будто не ходила полтора месяца подряд по парикмахерским, хотя могла бы позвонить в управление и узнать, где работает Синичкин Владимир. Но гордость не позволила. Вот и ходила из парикмахерской в парикмахерскую, пока не села наконец в кресло к Синичкину.

– Ой, это вы? – сказала Надя.

– А это вы! – обрадовался Синичкин.

Потом он делал ей причёску, и оба они молчали.

А потом, когда он уже сделал ей причёску, она заговорила:

– А знаете, Семёнов вернулся и рассказал, как вы путёвку и паспорт дома оставили. Только он убеждён, что вы артист, а я после его рассказа поняла, как всё это вышло. Теперь уж это всё ни к чему.

– Глупо как-то вышло, – сказал Синичкин.

Она заплатила деньги в кассу и пошла. Он сел в кресло, поглядел на себя в зеркало и ещё раз повторил:

– Глупо.

Затем вдруг вскочил и побежал в халате на улицу, догнал Надю, остановился перед ней и замолчал. А Надя спросила:

– Вы что-нибудь хотите сказать?

– Ничего, – ответил Синичкин, – то есть хотел сказать, что вы сумочку оставили, – и отдал сумочку.

– И всё? – спросила Надя.

– Нет, ещё я хотел сказать…

Но тут он заметил, что вокруг них собрался народ. Люди показывали на него и говорили:

– Смотрите, Куравлёв, Куравлёв!

– Что вы хотели сказать? – спрашивала Надя.

– Здесь люди вокруг, я не могу сказать…

– Они думают, что вы артист Куравлёв, они не знают, что вы Володя, а я знаю это, поэтому не обращайте на них внимания. Говорите, Володя, говорите, я так искала вас.

И он сказал и про то, что скучал по Наде, что переживал из-за неё, и про то, что не хочет больше с ней расставаться, – и всё это уложил в одну фразу из трёх слов:

– Я люблю вас.

А она сказала:

– Можно, я вас поцелую?

И вся толпа стояла и смотрела, как Надя целовала Володю, потому что все думали, что идёт съёмка.

За жизнь! (евр.)