Л. Романовская - Тсс…кажется, я беременна

– Какому моему? Опять ты начинаешь!

– Огонь у нас бабуля, да? – раздалось с заднего сидения, и машина резко вильнула с сторону.

Клавдия притормозила у какого-то магазина прямо под знаком «стоянка запрещена» и возмущенно воздела руки к потолку.

Потом обернулась и подмигнула Коле:

– Шаришь, внучек! Весь в бабку!

– Вы меня с ума сведете! – воскликнула Юнона, – И вообще-то бабуль, так на минуточку, вдруг ты забыла… Я в положении, а ты так резко тормозишь, разве так можно?

– Ох ты ж, точно! Ладно, внучата, придётся младшего с собой таскать. Да и к лучшему – пусть учится, скоро сам по девкам пойдёт.

Юнона отвернулась к окну и промолчала. К бабулиным закидонам привыкнуть сложно даже спустя двадцать пять лет совместного или околосовместного проживания. А уж посторонним с ней общаться – так вообще беда.

Хотя нет, не двадцать пять, а восемнадцать. Первые семь лет жизни Юны бабушки в ней точно не было. Потом она откуда-то появились и внесла, так сказать, вечный праздник в их размеренную и спокойную жизнь. Синицына подозревала, что Клавдия и впрямь вернулась из мест не столь отдаленных. Хотя бабуля до сих пор наводила туману.

Ехали под Френка Синатру пока не оказались возле старого особняка, настоящей городской достопримечательности.

– У нас бал? – ехидно спросила Юна. Где-то на задворках памяти всплыло, что сей архитектурный объект два раза в год сдают под городские балы и прочие околосветские тусовки. Чтоб значит помпезно, да с губернатором и лентами.

– Окстись, мне сорок пять, а не восемьдесят шесть. Я тебя скорее на дискотеку привезу, чем на этот пережиток дореволюционной эпохи!

– Бабуль, сейчас их даже дискотеками никто уже не зовёт.

– Мда? – заинтересовалась желавшая вечно быть в обойме Клавдия. – И как называют, говоришь?

– Ну тусовка, я не знаю…вечеринка, клуб…

– О! Клуб – это я знаю. Помню, когда мне было около двадцати мы тоже ходили в клуб при колонии.

– Какой колонии? – сладким голоском переспросила вмиг притихшую бабулю Юна, но та не зря в свое время получила кличку Клава-партизан. Если ей о чем-то не хотелось говорить, то хоть режьте, не скажет.

– Колонии бургундских бабочек. Там мужик держал, возле клуба. Ох и потусили мы тогда, аж вспоминать грешно!

Коленька заржал и Юна быстро цыкнула на него, чтобы замолчал и вообще не слушал чужие взрослые разговоры.

– И вообще, отцу скажу, пусть выпорет тебя хоть раз. Может поумнеешь.

– Ну тебя-то точно не пороли, учитывая, что я скоро стану дядькой. – вновь засмеялся брат и Юне очень захотелось его лично отходить крапивой.

Вспомнилось как в детстве они с закадычной подругой Иркой и ее старшим братом Валеркой перелезли через забор на территорию хладокомбината, находившийся прямо у них во дворе, в надежде стибрить мороженое. Плана как такового не было, почему-то они были свято уверены, что легко найдут брикеты и всё-всё утащат. И есть будут неделю это мороженое. А потом за следующим полезут. Потому что не фиг делать его таким дорогим!

И перелезли вроде удачно и даже практически обнаружили путь следования в поисках халявного мороженного, как вдруг совсем близко раздалось грозное «ррр».

– Бежим! – крикнул Валерка и потащил сестру за собой, в сторону больших бетонных кругов. Юну конечно же никто не тащил, она бежала сама, да так, что казалось, будто подошвы старых сандалий трещат и искрятся от бега. В круг она залезла последней, Валерка тут же забаррикадировался тяжелой деревянной конструкцией и тут они услышали спасительное «Выходите».

Ребята осторожно выглянули наружу – собак и след простыл, зато над ними возвышались работники хладокомбината.

Мороженое им кстати дали, так же, как и ремня. В Юнином случае она получила по голым ногам крапивой. Мать в сердцах наподдавала так, чтобы навсегда отбить охоту лазить по чужим территориям и воровать.

Так что она вполне могла возразить Коле, что пороли ее однажды, но не стала. Будет потом каждый раз ей припоминать.

Клавдия наказала Коле ждать в машине, а Юну потащила с собой, в памятник городской архитектуры.

– Ты мне уже скажешь, зачем мы туда идем? – возмутилась Юна, вырывая руку из бабушкиного цепкого захвата.

– Потерпи, скоро все узнаешь.

Синицына сжала зубы. Не грубить же бабуле. Они подошли к главному входу, открыли тяжелую дверь и оказались в большой зале.

Впереди возвышалась белоснежная витая лестница, ведущая наверх, справа высокая запертая дверь, слева лилась тихая музыка и на входе по стойке смирно застыл симпатичный швейцар.

– Тут недавно открыли ресторан, кухня, скажу тебе отменная! Как в Париже и Лондоне… – подмигнула бабуля невозмутимому парню и продолжила, – Аркадий, конечно, не красавец и возможно немного нудноват, но он хорошо зараба…

– Бабушка! – возмущённо пропыхтела Юнона, – Какой на фиг Аркадий? Что происходит?

– Не кричи! Кругом люди!

– Какие люди? Вон тот лысый старикашка в костюме, взятом напрокат в секонд-хенде? Это он-то люди? Ишь уставился!

– Тсс… это вообще-то он.

– Кто он? – Юнона застыла посерди зала под неодобрительными взглядами официантов.

– Ну он, – прошептала Клавдия, – Жених.

– То есть ты хочешь сказать, что это и есть тот самый Аркадий? – ахнула Юна так громко, что лысый мужчина тут же промокнул лоб салфеткой и махом выпил бокал вина, стоявший на его столе.

– Да. Это он. Я же предупреждала, что Аркаша не красавец. Зато он щедр и добр, а это в наше время самое главное.

Юнона потащила Клавдию в обратную сторону.

– А как же любовь, бабушка? – пыхтела она, с трудом преодолевая силу сопротивления Клавдии.

– Ну какая любовь, деточка? Тут бы выжить, а ты всё знай талдычишь – любовь да любовь. Была у тебя уже любовь, и что с того? И вообще, пусти. Сама не хочешь с Аркадием крутить, тогда я пойду. В конце концов я тоже еще молода и прекрасна, и вообще у него вон бутылка вина мне ровесница. Я не могу позволить выпить ее в одно лицо.

– Бабушка! Ты меня с ума сведешь!

Юнона хотела было ей сказать, что бутылка может ей и ровесница в отличие от Аркадия. Это для Юны он казался старым некрасивым дедом, а для бабушки в сыновья годился. Однако она промолчала.

ЮНОНА

Вечером Юноне написал Макс. Да, сам Добровольский собственной персоной.

– Привет, как дела?

Так банально и просто, будто они только вчера встречались за чашкой чая. Слезы тут же застили глаза и Юноне стоило больших трудов сдержать в себе порывы не нагрубить. Или, что еще хуже, не начать общаться.

Она молча удалила сообщение и его номер, и даже хотела было заблокировать, но… рука так и не поднялась.

Подушка намокла быстро и теперь Юна уже жалела, что не поговорила. Так много хотелось спросить: куда пропал, как твои дела, все ли хорошо, и может увидимся?