Иоанна Хмелевская - Проза жизни [Обыкновенная жизнь]

Она прочитала список два раза и сама себе подивилась. «И вправду, — подумала она, не без сарказма, — пункт девятый плюс все предыдущие неопровержимо свидетельствуют о десятом».

Теперь предстояло проанализировать все пункты списка по порядку. Богуся она оставила на десерт и занялась деньгами. До неё наконец дошло, что понесённый ею ущерб ограничился суммой в двести сорок злотых, а это, собственно говоря, не так уж много. К тому же предполагались новые поступления: завтра за Мариолку, послезавтра за Тадзика. Так что особой беды не случилось. Напрасно она убежала от сапожника, денег у неё вполне хватало, чтобы выкупить туфли, ведь до завтра ей больше ста злотых не понадобится.

Пункт третий сперва не поддавался беспристрастному осмыслению. Однако хорошенько поразмыслив, Тереска все же пришла к выводу, что ничего особенного с ней не произошло. Всем известно, что в этом мире мошенничество и подлость в большом ходу. Правда, сама она выказала себя глупой гусыней, но могло быть и хуже. К тому же случившееся бросало тень на эту паршивую семейку, а вовсе не на неё, так что пора бы и успокоиться.

Заодно ей припомнился разбитый цветочный горшок, и подслушанный разговор, припомнился вдруг и тот тип, что шёл по противоположной стороне улицы, — ей тогда уже почудилось в нем что-то знакомое. Ну конечно же, это был тот потрясший их своим благородством садовник, смахивающий на гориллу!

У Терески даже на душе потеплело при воспоминании о нем, и анализ дальнейших пунктов проводился уже не в столь мрачном состоянии духа. С сапожником она уладит дело завтра, что-нибудь придумает для объяснения. Магнитофон… Ну, тут уж ничего не попишешь, на магнитофон придётся подкопить деньжонок, всякую дешёвку она покупать не станет. Именины. Она уже решила, что отдельного приёма устраивать не будет, пусть все делается по воле рока. Что до бандитов, надо будет при первой же оказии что-нибудь выпытать у этого Скшетуского. А чулки отдать в ателье, где поднимут петли.

Не хватает проблем. Это ж надо, внести в список такую глупость! Не хватает! Очень кстати ей припомнилась выявленная в школе аморалка, потом все сегодняшние передряги, и Тереска осознала, что проблем достаточно. Во всяком случае, вполне хватает для лёгкой светской беседы на житейские темы.

Перед пунктом десятым, неизменно актуальным, она смирилась, признав его Божьим напущением. Интеллект — врождённое свойство, против рожна не попрёшь, значит, покончено и с последним пунктом.

Таким образом, можно было вернуться к пункту первому, то есть к Богусю. До именин оставалось тринадцать дней. Тереска настроила себя на то, что раньше он не появится. Торчит наверное в своём Вроцлаве, но уж на именины прибудет обязательно. Они падают как раз на субботу.

Она лицезрела Богуся глазами души. Вот он входит с букетом красных роз, на семью это произведёт потрясающее впечатление. Да черт с ней, с семьёй… Богусь войдёт, сверкая белозубой улыбкой, приблизится к ней, опустится на одно колено…

Все плотины, поставленные рассудком, прорвало. Слишком долго Тереска отказывала себе в чарующих мечтах о Богусе, занятая унылой прозой повседневной жизни. Где-то там, в закоулках сознания, ещё не утих предостерегающий шёпот, что все это пустые фантазии, причём совершенно идиотские, кто же нынче станет пользоваться реквизитом прошлого века, какие розы, какое колено, ни один нормальный человек ни за какие сокровища не отважится выставить себя на посмешище, но очарование романтической сцены было столь велико, что Тереска не могла его одолеть. Правду сказать, если бы Богусь действительно выкинул бы этот номер с коленом, Тереска и сама решила бы, что у него не все дома, но почему же хотя бы не помечтать об этом? Допустим, что это вовсе никакой не номер, а общепринятая манера выражения чувств, и если к тому же учесть очарование Богуся…

Янушек, давно уже стоявший внизу и криками призывавший Тереску к обеду, решил наконец, что она или оглохла, или спит, или покончила с собой, что вполне возможно, если вспомнить, в каком состоянии она вернулась домой. Последняя версия заставила его подняться наверх. Он осторожно приоткрыл дверь, заглянул и пристыл к месту от изумления.

Сестра сидела на стуле, повернувшись боком к письменному столу. Глаза закрыты, губы изогнуты в блаженной улыбке. Вдруг она склонилась вперёд, очень низко, сделав руками такой жест, словно брала что-то, чем собиралась вытереть лицо. Секунду подержав в руках эту штуку, она её целовала. Янушек сразу решил, что штуковина прозрачная и потому её не видать, непонятно только, зачем Тереска её целует. Когда она опустила руки, в которых ничего не оказалось, он понял, что сестра проделывает свои фокусы с воздухом.

— Чтоб мне… — в ужасе прошептал он.

Крики снизу до Терески не доходили, зато тихий шёпот у двери прогремел иерихонской трубой. Она очнулась, лишь наполовину запечатлев поцелуй на устах коленопреклонённого Богуся, и секунду размышляла, как поступить: придумать своим действиям объяснение или без лишних слов убить брата на месте. Тереска выбрала первое.

— Зачем пожаловал? — сурово спросила она.

— Чтоб мне сдохнуть, — наконец докончил фразу Янушек. — Что ты делаешь?

— Упражняюсь в наклонах. Сознательная координация различных групп мышц в произвольно выбранных частях тела. А что?

Янушек встряхнулся. Изобилие учёных слов так его устрашило, что он решил прекратить расспросы, опасаясь, что сестра прочитает ему целую лекцию да ещё начнёт выпытывать, что он знает из анатомии.

Сидя за письменным столом, Тереска в восьмидесятый раз перечитывала две фразы, размашистым почерком написанные на именинной открытке: «УСПЕХОВ И СЧАСТЬЯ НА СТО ЛЕТ! ЖАЛЕЮ, ЧТО МЕНЯ НЕТ РЯДОМ. Б.» Эти слова так прочно обжились в её памяти, что смысл их уже не доходил до неё. Вглядываясь в них с нежной укоризной, Тереска сожалела, что открытка не пришла в субботу. Ну почему, почему она не пришла в субботу? Это избавило бы Тереску от многих мук. Именины остались бы в её памяти милой домашней вечеринкой, а не кошмаром, не отчаянием, не катастрофой. Разве может человек столько вынести? Значит, может, и выстраданного не отнимешь…

Опоздание в школу в день именин ей простили. Ни один педагог, даже самый суровый, не решился бы погасить сияние, исходившее от Терески и пронизывающее все вокруг ожиданием счастья. Впрочем, если бы и не простили, счастья от этого не убавилось бы.

Источников счастья было два. Первым оказался взлелеянный мечтами долгожданный магнитофон с несколькими катушками плёнок, совместный подарок от всей семьи, а вторым… второй податель счастья наверняка ехал сейчас из Вроцлава в Варшаву. Магнитофон Тереска обнаружила на обеденном столе, когда утром спустилась вниз, и не было на свете такой силы, которая помешала бы ей как следует рассмотреть его и насладиться чувством обладания. Опоздание в школу никакого значения не имело. Пан Кемпиньский, дававший дочери инструкции, как обращаться с магнитофоном, тоже опоздал на службу.