Владимир Сметанин - Осиновские чупакабры

Ему надоела беспросветная нищета и постоянные поиски приработка. Да и какой особенный в их деревне приработок? Зимой – только заниматься извозом, нанимаясь к городским купцам да своим местным зажиточным мужикам, которым больше повезло в жизни – пахали отцы, деды и прадеды и помалу наворотили богатства. Ну, конечно, не помещики, а все-таки живут справно. А на извозе много не заработаешь: платят заказчики не больно-то щедро, особенно свои, местные мужики. У него, у Андрея, не заладилось: отец рано умер, надорвавшись на строительстве мельницы Ильи Копылова, когда перетаскивали жернов. Задаток, который перед тем выдал Копылов нанятым мужикам, пришлось возвратить, продав одну из трех овец, имевшихся в хозяйстве. С того и пошло: не минуло и месяца, как потерялась вторая овца – решили, что ее зарезали волки, хотя мать грешила на соседей: хозяина-то не стало, почему бы не попользоваться? Добиваться правды никто не станет. А соседи, давно известно, нечистые на руку, хотя до чего ласковые! Потом занемогла корова, наевшись какой-то дурной травы, обезножела и уж чем только не пользовала ее мать, целый месяц лежала ни жива ни мертва, но все-таки оклемалась, хотя все говорили – ой, не выживет! Тогда пришла бы их семейству полная погибель. Андрей занялся вместе с матерью работой отца: пахали и сеяли свое небольшое поле, вместе с тремя сестрами жали, пока четвертая, самая младшая, сидела в тенечке под случайным чахлым кустом и ревела. Потом отвозка с поля снопов, молотьба. А еще сенокос, сена нужно запасти на всю зиму корове и теленку, да есть еще и овца – пастьба же начнется не раньше апреля. Работы до самой осени хватало. А там надо приспевала пора браться за дрова. Зима, известно, в Сибири долгая и почти всегда злая, топить приходится едва не целый день, дров уходит немерено. Но вот на зимний извоз мать Андрея не пускала: мал еще – 14 лет, ушлые купцы да и свои богатеи в два счета обведут при расчете вокруг пальца, хорошо, если в долгу не останешься. Ведь найдут какую-то недостачу, ох найдут! Конечно, надежнее ехать ватагой, держаться кучно, сообща, но не всегда так получается. Да и мало ли кто попадется среди тех же извозчиков!

Время шло. И к 20 годам, когда мать уже по здоровью не могла шибко заниматься хозяйством, а сестры подрастали и приспела забота ладить помалу им приданное, он таки подался в извоз, потому что нужда пуще прежнего начала брать за горло. Цены-то в городе росли, это только на деревенский продукт они не поднимались, кроме разве пушнины. Да и то не очень. К тому же он не охотник – отцу заниматься охотой было некогда, и сына он этому делу не учил. Даже и ружья-то в доме не водилось. «Охотничий хлеб – неверный» – говаривал, бывало, отец, когда наследник заводил речь о ружье. Да и стоило оно – ого-го! Сватажился он с двумя молодыми тоже парнями из своей деревни и артелью этой небольшой начали возить в город хлеб и дрова, когда старые извозчики на время остановились – один заболел, у другого пошла какая-то судебная тяжба, третий без них не захотел возить и просто решил отдохнуть. Молодые мало-помалу набирались ума-разума в новом деле и года через два начали принимать заказы и у городских купцов, отправляясь другой раз в очень дальние концы, повидали немало новых мест и народу. Прибыток небольшой, долгие зимние дороги не стоили бы того, да другого все равно ничего не виделось, и лошади в зиму должны себя оправдывать. К весне третьей зимы один из артели чересчур продрог в пору последних, но страшных морозов, которые держались три дня – как раз все время, когда обоз с товарами был в дороге. Занемогший так и не поправился – лежал дома и почти не вставал: болела поясница и не держали ноги. Вдвоем они какое-то время навещали товарища, приносили то рыбы, то сахару – смотря что приходилось везти в последний раз. Понемногу, но они научились заставлять купцов делиться с ними кое-каким товаром, без согласия на то последних. Делали это аккуратно, не придерешься. Да и не пудами брали – понемногу и как бы взаймы. Со временем к болящему заходить стали реже, а потом и вовсе перестали, тем более, что напарник Андрея женился, а у него самого одна из сестер выходила замуж. Денег требовалось больше, мелочёвка, взимаемая из перевозимого товара, тут мало могла помочь. А ведь водились у некоторых деньги, ох, и ещё какие!

– Слушай, Андрюх, – сказал как-то за штофом водки после очередной поездки напарник, – надо бы взять нам денег, – и пристально посмотрел на товарища. Хмеля – ни в одном глазу, только веки покраснели.

– Надо бы, – согласился Андрей, да где их взять-то? Негде. И так без дела не сидим, а толку?

– Вот то-то и оно. А кто-то с жиру бесится, по москвам, по заграницам разъезжает. А?

– Разъезжает, кто спорит. Тогда что?

Они опорожнили еще по стакану и налегли на закуску – соленые огурцы с соленым же свиным салом и ядреным чесноком.

– Ну вы же… Ну и вы! – сказала заглянувшая сестра, принеся из дому вареной картошки. – Горькую пьете, горьким закусываете!

– Э нет, Настена, отозвался гость, – закусываем-то, верно, горько, но пьем сладко! – и он засмеялся, но как-то невесело.

– И что ты кумекаешь насчет рублишек? – вернулся к прерванному разговору Андрей.

Напарник отхлебнул из стакана и наклонился к нему.

– Надо тряхнуть толстосума, на дороге, после торга, – сказал он, понизив голос. – Потрясти надо, понял? Потрясти! Иначе из нужды не выбьемся. А у меня жена, ты ведь тоже жениться собираешься?

Андрей наклонил голову и тоже приложился к стакану. Перед глазами возникло точеное лицо Алены с бездонными серыми глазами и маленькой родинкой у левого уха. И свадьба, точно, должна была скоро состояться. На свадьбу-то у него есть, но что дальше? Куда он приведет ее? Надо строить дом, надо то, надо се. Много чего надо будет прикупить, а на какие шиши? А если того не хватает, другого, рано или поздно начнут они корить друг друга. Или нет? Об этом даже и думать не хотелось.

– Вроде мы не пьяные, да? – спросил он, задумчиво глядя на товарища. – Не дурака валяем?

– Не пьяные, не пьяные, – торопливо замахал рукой тот. – Ты думаешь, это я сейчас только придумал и болтанул, с бухты-барахты? Я уж который день все голову ломаю, что да как. Но кроме этого, ничего-то не придумывается. А получилось что: Копылов-купец в губернии расторговался, возчиков спровадил домой, а сам загулял. Так половым и всякой обслуге пачками деньги кидал.

«Копылов гуляет!» – говорит. Думаешь, он возчикам шибко щедро платит? Как бы не так. Паразит! Его тряхнуть – даже не грех это будет. Так решай. А я все равно не отступлюсь. – И он допил остатки из стакана. Андрей налил по новой.

– Как же мы станем его ловить? И поедет-то он, наверно, не один.