Евгения Теплова - Костя в школе. Началка

Это зимний снегопад,

Снегопад, снегопад,

Вихри снежные свистят.

Я даже сам удивился, как это у меня так ловко вышло. Я здорово воодушевился.

Вихри снежные свистят,

Хлопья снежные летят,

Тучи серые идут,

Хлопья снежные везут.

Голос у меня стал зычным, со всякими переливами. Я, спохватившись, установил зрительный контакт с залом. А если быть точнее – с Марусей Скворцовой. В этом платье да с распущенными косичками она мне ещё сильнее нравилась. И я готов был поспорить, что она переживает за меня.

Это снежный караван,

Это яростный буран,

Это зимний ураган,

Это… холода капкан.

Я запнулся совсем чуть-чуть, но в этот момент что-то упало, и я подумал, что это мама хлопнулась-таки в обморок, и не осмелился посмотреть в её сторону.

Стих складывался хорошо, но требовалась последняя строчка, а она никак не находилась. И я продолжал, уже вовсю размахивая руками.

Ты в него не попадись,

Ты, дружок, поберегись!

И тут я нечаянно погрозил пальцем директору, который сидел в первом ряду.

Ветер яростно свистит,

Туча грозная летит.

Я чувствовал нерв зрителей как натянутую собственными руками тетиву и понимал, что пора стрелять, но чем? Я восстановил зрительный контакт с Марусей, на мгновение забыл обо всём на свете, а в следующее мгновение понял, какой должна быть последняя строчка. Но ещё недоставало предпоследней, и вихри закружились по новому кругу.

Это зимний ураган,

Это холода капкан…

Всё, вот она, попалась…

– Чтоб в него не угодить, – и тут я взял шикарную паузу, директор даже подался вперёд, – Надо горячо любить, – тихим голосом закончил я и обвёл поверженный зал торжествующим взглядом.

В ту же секунду он взорвался аплодисментами, взметнулись ввысь таблички с пятёрками. Маруся даже забыла закрыть рот от восхищения, а мама была в сознании и, кажется, плакала.

– А стих-то совсем не белый, – игриво заметила Наталья Сергеевна.

– Белый я забыл, – признался я.

– Значит, мы были свидетелями блестящей импровизации? – улыбнулась она.

– Чего-чего? – хотел переспросить я, но вместо этого скромно кивнул.

И Наталья Сергеевна вручила победителю томик Пушкина А. С. Я взял и поднял его обеими руками над головой, как папины теннисисты по телевизору поднимают всякие кубки и тарелки.

Да, в тот вечер я понял всё. Ну, если не всё, то очень многое. Я понял, за что мама так любила пятёрки и за что недолюбливала четвёрки. Я понял, что значит волноваться из-за оценок и окрыляться успехом. И главное, теперь я окончательно понял, что оценки не главное. А интерес к познанию тем более. Главное то, что Маруся догнала меня в коридоре и сказала, что это лучшее стихотворение на свете. А папа похлопал меня по плечу и сказал, что это было круто, даже очень круто. А мама ничего не сказала, но время от времени промокала слезинки в уголках глаз. А яростный буран стих, и ровный белый снег сверкал россыпями драгоценных камней.

Кончен ураган, скрылся караван,

Белой скатертью укрыт асфальт…

«Эх, скорей бы следующий поэтический конкурс!» – размечтался я.

У Никиты, моего лучшего друга, есть старший брат Коля. Когда мы учились во втором, он уже был в шестом классе. Иногда у него случалось хорошее настроение, и тогда он рассказывал нам что-нибудь интересное, а мы слушали с открытыми ртами.

В феврале он просветил нас по поводу грядущего дня всех влюблённых, когда ребята и девчонки будут писать друг другу открытки валентинки, класть их в специально оборудованные почтовые ящики, а специальные почтальоны будут разносить их по классам прямо во время уроков!

Никитка, кажется, пропустил всё мимо ушей, а я впечатлился и своим за ужином пересказал. Мама только отмахнулась: «Вам пока рановато». Папа вообще с трудом сообразил, о чём речь. А бабаня нахмурилась и пожаловалась родителям на ерундовые заморские праздники.

Но перед сном мама по-секретному спросила:

– А ты бы хотел отправить валентинку?

Я, честно говоря, об этом не думал, но почему бы и нет…

– Да, – сказал я в полудрёме, – Марусе.

– Хорошо, – обрадовалась мама. – Завтра сделаем, я тебя научу.

Назавтра я уже обо всём забыл. Но мама напомнила:

– Ну что, Кость, помочь тебе с валентинкой?

– Что? А-а, да нет, спасибо, я сам.

Начал вырезать из бумаги сердечко, а оно кривенькое выходит. Наконец получилось ровное, но размером с клубнику. И тут подоспела мама. С коробкой конфет.

– Что, ещё и конфеты дарить? – испугался я.

– Да нет, просто коробка красивая, нам пригодится.

Коробка действительно была красивая – с золотыми на красном фоне цветочками. Мама решительно её вскрыла и отрезала крышку. Я тут же потянулся за конфетой, а мама даже бровью не повела. Она пододвинула стул к моему столику, нарисовала сердце, сложила картонку пополам и принялась вырезать. Получилась настоящая открытка – внутри белая, а снаружи цветная. Покрутив её в руках, мама убежала в другую комнату. Вернулась с белыми кружавчиками и тут же начала приклеивать их по краю. Пока подсыхал клей, маму осенило, что у неё в книжке есть засушенные лепестки роз и они давно ждут своего часа. Я тем временем слопал третью конфету. Тут пришёл с работы папа и спросил, когда будет ужин.

– Скоро, скоро, потерпи, – сказала мама и продолжила колдовать над валентинкой.

– Я сейчас весь хлеб и весь сыр съем, – пригрозил папа.

– Я десять лет мечтала получить такое сердечко, – сказала мама, как будто не слыша папиной угрозы. И он, покачав головой, удалился.

Прилепив внутрь два гербария из серо-жёлтых и бурых лепестков, мама проделала с краю дырочки и завязала открытку красной ленточкой. А потом ещё спрыснула её папиным одеколоном, которому, видимо, тоже не нашлось иного применения.

– А где же подписать? – спросил я в надежде, что эту валентинку мечты мама оставит себе.

– Мы подпишем конверт, – ответила мама. – Давай лучше я, чтоб твой почерк не узнали. Таинственность очень важна в таких делах.

И мама своим ровным почерком, с длинными завитушками вывела на конверте: «Марусе Скворцовой 2-й Б от тайного поклонника». Я вздрогнул, но виду не подал.

Вот наконец весь комплект готов. Жаль только, хлеба на завтрак, небось, не осталось.

Как только довольная мама ушла на кухню спасать остатки сыра, я завернул конверт в целлофановый пакет – иначе бы у меня весь рюкзак пропах одеколоном.

«Вообще, с мамой нужно быть осмотрительней, – размышлял я по дороге в школу 14 февраля. – Денёк такой прекрасный, а этот пахучий конверт оттягивает рюкзак, как кирпич. Надо поскорее от него избавиться».

– Ну, не волнуйся, – как обычно, подбодрила меня мама, – всё будет хорошо.