Александр Щелоков - Я — начальник, ты — дурак

Что ни делал шофер, машина не могла сдвинуться с места. Ничего подходящего, что можно подложить под колеса, в степи не было. Редкие шары перекати-поля, которые мы сумели собрать, буксовавшее колесо превращало в жалкие ошметки и выбраться из грязи не представлялось возможным, хотя все мы дружно толкали машину вперед.

— Перкеле! — в какой-то момент воскликнул Зенков. — Мы так никогда не вылезем!

Он стал быстро расстегивать пуговицы, сорвал шинель с плеч и бросил ее под буксовавшее колесо. Чудо-шинель шлепнулась в лужу. Протектор колеса подхватил ткань, хищно рванул ее на себя. Машина взревела и вырвалась из лужи.

Прекрасное творение портняжного искусства, завезенное в степь из Ленинграда, осталось лежать в грязи. Колесо сжамкало ее, перемазало в глине, превратило в мокрую поганую тряпку, нагнуться за которой Зенков даже не счел нужным.

Мы поехали дальше, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Никто не догадался пожертвовать своей старой заношенной шинелишкой во имя общего дела, и только в Зенкове страсть к охоте взяла верх над другими соображениями и чувствами. Все понимали — он ради нас совершил подвиг, близкий к броску на вражеский пулемет.

Тем временем зима катила в глаза и без шинели вступать в нее было невозможно. Лютов отдал распоряжение и майору Зенкову выдали прекрасный белый овчинный полушубок армейского образца, еще не бывший в носке. И снова в строю дивизиона майор стал выделяться ярким белым пятном.

В первый же морозный день Зенков с ружьецом отправился в степь, поискать удачи. И она явилась ему в лице корсака — степной лисицы, красивой и быстрой.

От неожиданности Зенков замешкался и когда прицелился, корсак резво отскочил и юркнул в нору.

Махнуть бы рукой и уйти — без собаки зверя из норы не выгонишь, — но охотничий дух закипел, душа забурлила азартом. Зенков собрал все кусты перекати-поля, которые ветер притащил в ложок под сопкой и забил их в нору. Поджег, рассчитывая на то, что дым выкурит корсака наружу.

Сухие стебли перекати-поля весело заполыхали, но огонь рвался вверх и дым в нору не тянуло.

Зенков решил переменить тактику. Он затоптал пламя, поплотнее забил тлевшие кусты в жерло норы, расправил полы тулупчика и уселся на землю, прикрыв отверстие казенной частью своего организма.

Зенков сидел и прислушивался. Под ним что-то похрустывало, потрескивало. В воздухе стало пахнуть вонючим едким дымом. Еще немного, решил майор, и можно вставать.

Вдруг седалище припекло, да так сильно, словно к голому телу приложили горячий утюг. Зенков резво вскочил. Однако зад припекало по-прежнему.

Он сбросил полушубок и увидел большую дыру, которая прогорела в месте, которым он запирал жерло норы. А зад все припекало. Пришлось спускать и ватные брюки. Ткань и вата уже тлели.

Чтобы спасти полушубок, пришлось его обкромсать почти по пояс. Так и ходил Зенков до конца зимы в овчиной душегрейке, которая едва прикрывала ему спину. Ко всему за испорченный полушубок потребовалось выплатить компенсацию.

Есть люди, которые ищут приключения. Зенкова приключения искали сами.

Если многих в смешные положения ставят обстоятельства, то Зенков для себя эти обстоятельства выдумывал сам.

Однажды весной мы выехали на реку Аргунь, где на ночевку в пойме, поросшей камышом, устраивались стаи перелетных птиц.

Зенков, кстати, отличный стрелок, уже взял несколько птиц, когда пришла неудача. Крупный селезень кряквы, метко срезанный влет, камнем рухнул на землю, со стуком хряснулся грудью о землю, но тут же вскочил и резво, волоча за собой подбитое крыло, побежал в сторону камышей.

— Фа соль! — выругался Зенков и бросился догонять убегавшую утку. — Вот зараза!

До камышей оставалось два шага и подранок мог навсегда скрыться в переплетении зеленых стеблей.

Зенков вскинул ружье. Бабахнул выстрел. Селезня подбросило, будто ему дали пинка.

Зенков подхватил утку и снова выругался. Заряд дроби тугой струей свинца ударивший в селезня, разнес его тело в клочья. Везти домой такой трофей не имело смысла…

Когда в следующий раз мы поехали на охоту, Зенков достал из патронташа латунную гильзу, помеченную зеленой краской, и показал мне:

— Знаешь, что это?

— Нет.

— Новинка, — сказал он и держа двумя пальцами патрон, подал его мне. — Моя рационализация. Для добивания подранков. Заряд уменьшенный.

Первая мысль: вот это да! Догоняя утку, обычным зарядом Зенков разнес ее в клочья. Капитан Шошин, пытаясь добить убегавшего от него гуся, ляпнул прикладом, попал по земле и сломал шейку ложа. А тут — заряд уменьшенный: чпок — и готово!

Надо ли говорить, что больше всех хотелось продемонстрировать всем свою новинку самому Зенкову. И случай быстро представился. На Никишу Кузнецова налетела стайка гусей-гуменников. После удачного выстрела один упал на землю. Пока Никиша выбрался из засады, гусь вскочил, отряхнулся и побежал.

— Добить? — предложил услугу Зенков.

— Валяй! — крикнул Никиша, который понимал — ему гуся уже не догнать.

Зенков вскинул свой «Зауэр» к плечу. Нажал на спуск.

Скажу — это было нечто!

Выстрела не раздалось. Вместо этого ружье зашипело так, словно на горячую сковороду плеснули холодную воду. Из правого ствола курясь, поднялась струя сизого дыма. Под шипящий пороховой аккомпанемент гусь скрылся в густых зарослях камыша.

— Перкеле! — заорал Зенков. — Пся кжев!

Он переломил стволы, выбросил стреляную гильзу, поднял дуло вверх, заглянул в казенник и не увидел света.

Уменьшенный заряд не сумел вытолкнуть из ствола ни пыжи, ни дробь. Наружу прорвались только пороховые газы.

В отчаянье Зенков приложил ствол к губам, надул щеки, дунул. Да где там! У пороха сил было побольше, но и их не хватило на то, чтобы выбить заряд наружу.

— Шомпол! — крикнул Зенков, сгорая от досады и злости. — У кого есть шомпол?

Шомпола с собой ни у кого не оказалось.

Разъяренный Зенков выхватил из патронташа все пять патронов, помеченных зеленой краской, и зашвырнул их в камыши.

До конца охоты он палил только из одного левого ствола, ругая после каждого выстрела, даже удачного, порох, пыжи, дробь и пернатых. Себя — ни-ни. Охотники себя не ругают.

О других приключениях, связанных с именем Зенкова, расскажу чуть позже. Сперва познакомлю с его постоянным напарником и оппонентом — с капитаном Никишей Кузнецовым, который ассистировал майору во многих его охотничьих подвигах.

В коллективе существовало и действовало железное правило: если договорились выехать на охоту в шесть утра, то ровно в шесть уезжали. Опоздавших не ждали, даже если бы задержался сам командир. Впрочем, проверить этого не удалось, поскольку Лютов никогда не задерживался и приходил к месту встречи первым…