Амалия Март - Задорная Мандаринка

– И? – не сдаюсь я, все из него клещами вытаскивать приходится.

– Я поговорить хотел, может, пустишь, а? На пороге-то стоять, голой… – ох ты ж заботливый.

– Ну, заходи.

Оставляю его раздеваться в прихожей, сама направляюсь на кухню, ставить чайник. За гостя не волнуюсь, он мой дом как пять пальцев знает, куда что повесить, где тапочки взять, шесть лет, как-никак, были вместе. Хотя его гостевые тапочки, заботливо купленные моей мамой "для Андрюшеньки", я выкинула еще год назад, как только поняла, это расставание не временное. Ослина.

Проходит на кухню, несмело оглядывается и садится на стул у окна, его любимое, некогда, место. Ставлю перед ним чашку чая с бергамотом, который он терпеть не может. Смотрю, как кривится его лицо, когда он делает первый глоток.

– А можно сахар? – смотрит в глаза, словно не сахар просит, а прощения.

– Нет, – отрезаю я. Мучайся, гад, пей противное не сладкое пойло, мелкая месть, конечно, но на душе все равно хорошо!

– Иннок, я скучаю, – замолкает и глядит на меня как щеночек побитый. И чё? Так и хочется выпалить тираду о его скотском поведении и моей ненависти к нему и всему мужскому роду.

Но молчу, не буду упрощать ему задачу. Только эротично закидываю ногу на ногу, оголяя бедро дальше некуда. Взгляд недорослика опять блуждает по мне.

– Ты очень изменилась. Но блондинкой ты мне нравилась больше, – улыбается, думает это что? Комплимент?

– И? – уже раздраженно поторапливаю его.

– А что с рукой?

– Ближе к делу, Андрей, день сегодня тяжёлый, и ты ему лёгкости не придаешь.

– Послушай, тут родители купили мне квартиру… нам купили.

– В смысле нам? Мы расстались больше года назад!

– Я это… родителям не говорил, сказал, мы решили со свадьбой подождать просто. Они же тебя так любят.

Молча поднимаюсь с места, выхожу в другую комнату и начинаю истерически смеяться. Это какой-то прикол? Боже, дай мне сил. На что Андрей рассчитывает, появившись спустя столько месяцев и говоря всю эту дичь? Его родители, видите ли, меня любят. Даже не хватило ума самому признаться в пылких чувствах. Небось, родители насели на него с женитьбой, а кандидатуры не нашлось, и вот… Здравствуй, Инна, прошлый год!

– Пышка, ну ты чего? – удивленное лицо появляется на пороге комнаты.

– Ой, не могу я, Живило, – фамилию у осла знатная, мещанская, да. – Все, тебе пора.

Разворачиваю его в направлении двери и даю вектор.

– Давай-ка, собирайся и улепетывай на все четыре стороны, откуда ко мне дорогу нашел. И с бредом своим больше не приходи. С родителями сам разбирайся, это уже не мои проблемы. А я занята! Видишь, – окидывая себя рукой. – Ждала гостя, а тут ты.

– Но… – пытается что-то вставить, а я не даю.

– Живей, Живило! – о, как каламбурно вышло, надо запомнить, хотя нет, не надо. – Искренне надеюсь никогда больше не лицезреть твое сисадминское лицо.

Едва он втиснулся в ботинки, хватаю его куртку, открываю дверь и выставляю с вещами за порог. Там оденется.

Мне только кажется или моя жизнь действительно превратилась в калейдоскоп непрерывного треша? Сажусь на пуфик в коридоре, пытаясь прийти в себя, после только что пережитой сцены. Невольно кидаю взгляд на порванные кеды – единственную обувь, некогда пригодную для носки в демисезон, пока не выпал снег. Итак, на счету пятьсот рублей, зарплата только через четыре дня, а носить мне нечего. Чудесно. Надо было хоть с Живило взять денег за моральный ущерб. А почему бы, собственно, и нет?!

Резко открываю входную дверь, осла уже нет, но далеко он вряд ли ушел. Ору на всю мощь: Андрей!

Слышатся быстрые шаги по лестнице, и через пару секунд появляется лицо, освещенное надеждой. Обломись, Живило.

– У тебя пара тысяч есть с собой?

– Есть, – недоуменно пялится на меня.

– Дай, – протягиваю к нему руку.

Он сводит на переносице брови, как делает всегда, когда упорно размышляет, но все же тянется к карману джинс и достает портмоне. Открывает, и я вижу, что там лежат несколько тысячных купюр и одна заманчиво оранжевая. Аккуратно вытаскиваю ее пальцами из кошелька бывшего и говорю:

– Отдам с зарплаты, не ссы. Приходи через четыре дня! – и захлопываю дверь прямо перед носом шокированного мужчины.

Конечно, отдам, не надо мне его подачек. Если осмелится снова прийти, конечно. После моей выходки, уже не уверена. А что он думал, придет, а тут его мягкая Инна ждать будет, которая окружит его заботой и лаской, как вторая мамочка? Было уже, плавали, знаем, к чему все привело.

Улыбаюсь по пути в свою комнату, ведь одна из насущных проблем решена. Завтра с утра пораньше забегу в магазин за сапогами, а на работе предупрежу, что задерживаюсь. Может, и остальные проблемы как-нибудь рассосутся сами по себе?

Эх, пусть завтрашний день будет лучше!

Едва касаюсь лицом подушки, как улетаю в царство Морфея, бороздить миры и биться с собственными демонами.

Илья

А в голове: вертолет, вертолет, вертолет. А на душе: хоровод, хоровод, хоровод.

Но это так, лирическое отступление. Надо завязывать с задушевными разговорами один на один с бутылкой крепкого ирландского. На кой черт я вчера так надрался? Ах да, повод что надо – неадекватная Мандаринка.

С ней, что ни встреча, то вынос мозга. Скоро превращусь в припадочного с вечно дергающимся глазом. Помнится вчера, прежде чем вырубиться, точно решил – завязываю с рыжими. И какого, спрашивается, хрена, преследуемый жестким похмельем, снова несусь в маркетинг, едва стрелки офисных часов приблизились к десяти?

Походу, это заразно! Психическая неадекватность, иррациональное поведение, эмоциональный раздрай. Точно, это новый вирус, передается воздушно-капельным, от очень красивых мандаринок. Боюсь даже представить, что бы случилось, поцелуй я ее вчера. Наверно, пришел бы сегодня на работу голый и всем показывал свои причиндалы, не меньше!

Все. Просто загляну, удостоверюсь, что цела, здорова и, как всегда, остра на язык, и скроюсь в сумраке коридора, забыв дорогу до этой клоаки. А потом… потом подыщу себе адекватную мадам, без заскоков, завышенных требований, и, однозначно, молчаливую. И фиг с ней, если будет брюнеткой без форм! Смирюсь, откормлю. Не велика задача. Главное, чтобы ёкало, не замужем и хотела семью.

И маме понравилась.

Хотя с этим, мне кажется, проблем, по умолчанию, возникнуть не может. Она так давно причитает, что любимый сын к тридцати так и не остепенился, – да, да, она не скрывает, что я любимчик, – что смирится даже с трехногой инопланетянкой, назови я ее невестой.

Останавливаюсь на пороге клоаки, читай, отдела маркетинга, и сразу кидаю взгляд на стол бестии. Пустой. Внимательно обвожу взглядом кабинет, сканируя на наличие рыжей шевелюры – безрезультатно. Зато натыкаюсь на голубоглазую блондинку, брошенную мной вчера в одиночестве, в непонятном даже для меня самого порыве. Ее голубые глаза пристально рассматривают меня, словно сканируя, оценивая, но широкая улыбка не сходит с губ. Затем она поднимается с места и поправляя тесную юбку, направляется ко мне. Пока она идет, подмечаю, что у нее не такая уж идеальная фигура, только грудь и выделяется, и то, на проверку, насколько помню, оказалась сильно отредактированной хорошим пуш-апом. И походка – наигранная такая, отрепетированная, слишком киношно-соблазнительная, что ли. На лицо хороша, и глаза голубые, но пустые какие-то, без глубины. Да еще этот характер… И почему я на ней так зациклился?