Пэлем Вудхауз - Положитесь на Псмита

— Да.

Насколько позволяла темнота, Псмит вопросительно посмотрел на Еву сквозь монокль. Настроение, в котором он ее застал, было каким-то новым и странным. До сих пор, хотя она и чаровала его, уступая ему львиную долю диалога, все же они делили разговор в пропорции один к четырем. И хотя Псмиту нравилось, когда в беседах с другими людьми ему не мешали произносить длинные монологи, от Евы он ждал чуть большей словоохотливости.

— Вы придете меня послушать?

— Нет.

Некоторая перемена по сравнению с «да», но и только. Для того чтобы обескуражить Псмита, требовалось очень много, но и в нем радостная бодрость чуть поугасла. Тем не менее он не оставил своих попыток.

— Как всегда, вы демонстрируете безупречный здравый смысл, — сказал он одобрительно. — Трудно придумать более чешуйчатый способ коротать душистый летний вечер. — Он оставил тему чтения стихов. Интереса она не пробудила, это было ясно. Ей не хватало увлекательности. — Я тоже сегодня днем побывал в Маркет-Бландингсе, — сообщил он. — Товарищ Бакстер открыл мне, что вы отправились туда, и я последовал за вами. Не сумев отыскать вас, я завернул на полчасика в местный кинодворец. Там показывали одиннадцатую серию многосерийной фильмы. В финале индейцы, похитившие героиню, привязывали ее к жертвеннику и верховный жрец подбирался к ней с ножом. Герой же только-только начал карабкаться вверх по довольно-таки зловредному обрыву, торопясь прийти к ней на помощь. В заключительном кадре были крупным планом показаны его пальцы, медленно соскальзывающие с края каменного выступа. Серия двенадцатая на следующей неделе.

Ева глядела в летний мрак и молчала. — Боюсь, все кончится трагично, — сказал Псмит со вздохом. — Он ее спасет.

Ева обернулась к нему с угрожающей внезапностью.

— Сказать вам, для чего я отправилась сегодня в Маркет-Бландингс?

— Пожалуйста! — сердечно ответил Псмит. — Не мне допускать критику, но, по правде говоря, я уже давно ждал, когда вы поведаете мне свои приключения. Я ведь непростительно монополизировал разговор.

— Для того, чтобы повидать Синтию.

Монокль выскочил из глаза Псмита и заплясал на шнурке. Псмит не легко терялся, но это неожиданное сообщение вслед за странной односложностью ее предыдущих ответов его, бесспорно, несколько ошарашило. Впереди замаячили нежданные трудности, и вновь он поймал себя на нехороших мыслях по адресу этой проклятой бабы, которая вдруг возникала неведомо откуда. Какой безоблачной была бы жизнь, подумал он с тоскливой грустью, если бы у Ролстона Мактодда хватило ума остаться холостяком.

— А, Синтию? — сказал он.

— Да, Синтию, — ответила Ева. Настырная миссис Мактодд носила имя, удивительно приспособленное для того, чтобы шипеть его сквозь стиснутые зубы, и Ева этим воспользовалась в полной мере.

Псмиту стало ясно, что его милая собеседница находится в состоянии плохо скрытого бешенства и что на него вот-вот обрушится буря. Он напрягся, готовясь ее встретить.

— Сразу же после нашего разговора на озере в первый день, — сухо продолжала Ева, — я написала Синтии, прося, чтобы она немедленно приехала и остановилась в «Гербе Эмсуортов»…

— На главной улице, — вставил Псмит. — Знаю, знаю. Хорошее пиво.

— Что!

— Я сказал, что там подают хорошее пиво…

— При чем тут пиво! — воскликнула Ева.

— Конечно, конечно. Я так, к слову.

— Сегодня со второй почтой я получила от нее письмо, что она будет там днем. И я бросилась туда. Я хотела… — Ева засмеялась глухим горьким смехом такого калибра, который оказался бы не по зубам даже высокородному Фредди Трипвуду, большому специалисту по этой части. — Я хотела помирить вас. Я подумала, что, повидав ее, поговорив с ней, сумею свести вас вместе.

Псмит, хотя его и томило тревожное чувство, что он обороняется на последнем рубеже, все-таки собрался с силами настолько, что ласково погладил ее руку, которая, словно белый хрупкий цветок, лежала рядом с ним на балюстраде.

— Как похоже на вас! — прожурчал он. — Поступок, достойный вашего великого сердца. Но, боюсь, пропасть между мной и Синтией так глубока, что…

Ева отдернула руку, обернулась, и ее негодующий взгляд располосовал его.

— Я виделась с Синтией. И она сказала мне, что ее муж в Париже.

— Но почему, во имя всего святого, — сказал Псмит, продолжая мужественно отбиваться вопреки нарастающему ощущению, что он безнадежно отстает от заданного темпа, — но почему ей это пришло в голову?

— Вам правда интересно?

— Чрезвычайно.

— Ну так я вам скажу. В голову ей это пришло потому, что она получила от него письмо оттуда, — он умоляет ее приехать к нему. И только она кончила рассказывать мне про это, как я увидела вас из окна. Вы шли по улице, и я спросила Синтию, знает ли она вас, а она сказала, что никогда в жизни вас не видела.

— Женщины забывают так быстро! — вздохнул Псмит.

— Единственное оправдание, которое я могу подыскать для вас, — бушевала Ева полушепотом, поскольку кто-то вышел из дверей и терраса уже не была в их полном распоряжении, — что вы сумасшедший. Стоит мне вспомнить, что вы наговорили мне про бедняжку Синтию в тот день на озере, стоит вспомнить, сколько сочувствия я потратила на вас зря…

— Отнюдь не зря, — твердо поправил ее Псмит. — Оно потрачено вовсе не зря. Благодаря ему я полюбил вас еще больше, если только это возможно.

Ева полагала, что начала тираду, которой ей хватит, пока она полностью не изольет свое возмущение и не успокоится. Но эти немыслимые слова оборвали нить ее филиппики настолько непоправимо, что она могла только уставиться на него в изумленном молчании.

— Женская интуиция, — проникновенно продолжал Псмит, — несомненно, уже давно подсказала вам, что я люблю вас с пылом, для выражения которого в моем убогом лексиконе не найти достойных выражений. Справедливо, как вы хотели заметить, мы знакомы относительно короткое время, если измерять его днями и часами. Но что с того?

Ева подняла брови. Голос ее был холоден и враждебен.

— После того, что произошло, — сказала она, — мне, видимо, не следует удивляться тому, что вы способны на все, но тем не менее вы действительно выбрали эту минуту, чтобы… чтобы сделать мне предложение?

— Если воспользоваться вашим любимым словом, то да.

— И думаете, что я отнесусь к этому серьезно?

— Естественно, нет. На данное признание я смотрю исключительно как на пробный выстрел. Если угодно, можете считать его официальной заявкой. Я хочу только быть формально зачисленным в претендента на вашу руку. Я хочу, чтобы вы, если вы будете столь добры, просто учли мои слова и время от времени их вспоминали бы. Как выразился бы товарищ Кутс — мой юный друг, который еще не был вам представлен, — прожуйте это дело хорошенько.