Антонина Аркадьева - Домашний кинотеатр

– Демир, слушай, отвали! Если тебе до сих пор ничего не понятно, то я объясню!

– Потаскуха ты, Нихаль! Я тебе этого не прощу!!! Ты…ты… никогда не хотела принять мою любовь и выбрала этого…, – тут он презрительно покосился на оголённую грудь Керема, – волосатого плебея!

– Не смей её оскорблять своими гнусными словами! – Керем воспользовался оскорблением как удобным предлогом нанести первый удар Демиру в челюсть. У него давно чесались руки избить этого мерзкого зарвавшегося типа, возомнившего себя властелином мира. – А это тебе за «плебея», – молниеносно последовал второй заслуженный удар «по морде».

За гостем не заржавело, и Керем получил ответку. Как водится, улаживать конфликты лучше всего получается у третьей стороны.

– Знаешь, Демир, ты хоть и говоришь про какую-то любовь, но твоя любовь мне не нужна – настолько ты мне противен – всем противен – и внешне, и внутренне!

– Как ты можешь судить, если ты мне не дала ни одного шанса? – повернулся на её слова постылый супруг.

– Не дала… Ха-ха-ха! Да я столько не выпью, Демир, чтоб тебе «дать»! – Нихаль осталась довольна своим остроумным каламбуром.

– Что??? Я, по-твоему, такой непривлекательный? Прям вот нисколечко? А чем этот неандерталец лучше меня? – ему не давал покоя сексуальный красавец Керем.

– Представь себе, ВСЕМ! Керем …Он такой…такой – да лучше него быть просто невозможно! Куда тебе до него?! Я не имею в виду твои деньги и репутацию… Ведь если всё это отбросить, то что от тебя останется? Ты всего лишь… Ты-ничтожество, Демир! Ты НИКАКОЙ! Ой, да чего я тут перед тобой распинаюсь? Не хочу я тебя как мужчину, пойми ты наконец! И никогда не захочу! Уж после Керема точно не захочу!!!

Демир вдруг сник и как-то обиженно заморгал. Услышать подобную отповедь от женщины, которой он был болезненно одержим много лет – это ещё надо суметь переварить и пережить.

22 22 «Правда горше яда» (турецкая пословица) Правдивые слова, и на деле оказались горше яда. Таких откровений сын господина Левента от жены не ожидал. Ему всегда виделось, что она лишь вредничает, и со временем ему удастся её к себе расположить, чего бы то ни стоило. Но после сказанных слов и особенно, сравнений с Керемом, все надежды окончательно рухнули. Безусловно, он может убить этого дрянного инженера. Не своими руками, ясное дело, но убрать его не составит особого труда. Только возможно ли убрать и стереть из памяти только что услышанные слова?

«НИКАКОЙ! НИКАКОЙ!», – набатом бухало в голове. Если разобраться, то «никакой» – это ещё хуже, чем «подлый», «отвратительный» или «злой». Ведь у этих эпитетов есть отрицательная окраска, а значит, и определённое отношение, а «никакой» означает лишь, что он даже не вызывает эмоций, не заслуживает внимания ничем – даже плохим, не зацепил – что он есть, что его нет. Его нет! ЕГО… НЕТ…

Круглые карие глаза Демира наполнились слезами. Он не стал их вытирать или смахивать, дабы ничем себя не выдать, а быстро отвернулся, чтоб никто не заметил проявления его слабости.

Даже если ненавистного любовника Нихаль не будет больше на свете, разве под силу кому-либо повернуть время вспять и сделать так, чтобы никогда не прозвучал из уст любимой, да по-своему любимой им женщины, роковой приговор в его адрес? Вероятно, есть какие-то психиатрические приёмы по выборочному стиранию памяти. Ха-ха! Тут помню, тут не помню! Для совладельца «Карадениз холдинга» жизнь внезапно потеряла смысл. Если нет света в конце тоннеля, нет надежды – то зачем тогда всё? Как теперь с этим жить? И зачем жить? Ради кого и чего? У отца есть только его подлая сущность. Это из-за него жизнь Демира пошла по такому руслу. Мама – она «овощ», ей всё равно. 23 23 Мама (тур.) Anne…anne …На ум пришли последние воспоминания о ней когда-то живой и здоровой. Перед глазами предстала картина женщины с распущенными волосами, стоящей на краю балконной ограды, раскинув руки, ещё миг и готовой отправиться в жуткий полёт. Карадениз резко развернулся и направился к двери на балкон.

– Эй, ты куда? Выход через дверь! – схватил его Керем, в попытке перенаправить к выходу из номера – скорее бы его вытурить.

– Отстань, идиот! – сверкая потемневшими от слёз глазами.

– Демир, уходи, пожалуйста! Я тебе всё честно сказала. Ты сам вынудил, – вставила три 24 24 Турецкая денежная единица, мелкая монета куруша Нихаль.

Не обращая внимания на хозяев номера, Демир резко дёрнул в сторону штору, закрывавшую балконную дверь, рванул дверную ручку и шагнул к ограде балкона.

– Эй, ты чего удумал? – избранник Нихаль с тревогой распознал намерения своего врага.

– Демир! 25 25 Стой! (тур.) Dur! – пискнула жена.

– Слышь, ты не дури! – Тарзан в халате схватил непрошеного гостя за руку.

– Оставьте вы меня! – обманутый супруг злобно отбросил руку Керема, повернулся и со зверской силой оттолкнул его от себя. В этот толчок было вложено такое количество злости и отчаяния, что дюжий бывший шахтёр не устоял на ногах и упал. При падении он задел рукой стеклянный стакан, стоявший на журнальном столике, тот грохнулся на пол и раскололся на несколько стеклянных фрагментов. Керем хоть и не растянулся позорно на полу, но всё же неудачно приземлился ладонью на один из осколков. Острый край вонзился в мякоть ладони у основания большого пальца.

– Шайтан!!!

– Керем! Ты в порядке? – 26 26 Возлюбленная (тур.) sevgilim метнулась к своему раненому герою.

– Да, ничего, сейчас кровь смою.

Алые капли оросили белоснежную махровую ткань халата.

– Погоди, давай пластырем заклеим. Дай гляну, глубоко порезался?

– Надо осколки убрать.

Оба переключились с обиженного гостя на руку Керема (да ну его – не маленький!). Тем временем Демир, воспользовавшись тем, что от него отстали, лихо перешагнул через ограду балкона и встал на тонкой кромке. Одной рукой он пока держался за ограждение. Вниз глянул лишь на секунду – словно оценивая высоту. Гораздо дольше его взгляд задержался на небе – нежно-голубом, с белогривыми лошадками лёгких облаков и лучиками солнца. Чуть прохладный, освежающий весенний ветерок обдувал лицо и ерошил волосы. Захотелось слиться с этим небом, поддаться ветру, беззаботно улететь-умчаться вместе с ним, оставить всю тяжесть, темень, все обиды позади и устремиться навстречу лёгкому и светлому. Ему только сейчас стал кристально ясен поступок матери. Наверное, в ту далёкую ночь она чувствовала то же самое. Будучи по природе, а также в силу воспитания, решительным мужчиной, Демир Карадениз больше не колебался ни секунды – поддавшись импульсу, он разжал руку, сжимавшую балконные перильца, каких-то пару мгновений побалансировал на балконном выступе, и … оставил всех и вся позади.