Раскас Абель - Записки веселого грешника

Секретарша заинтересовалась: действительно, как это можно определить? Папа откусил первую, говорит: «Это – ленинградская, барахло, никогда не покупайте». Потом так же определил куйбышевскую, назвал ее самой лучшей. Секретарша, конечно, была сильно удивлена.

Пока они болтали, у Руденко настало время перерыва, и он занимался гимнастикой. Через приоткрытую дверь Руденко отца узнал (тот обладал довольно запоминающейся внешностью: большая голова, грива седых волос), но никак не мог вспомнить, где же они встречались. Закончив зарядку, Руденко вышел и сказал: «По-моему, мы с вами где-то встречались». Отец напомнил, и Руденко сразу пригласил его в кабинет.

Когда папа вышел, его окружили ожидавшие своей очереди кавказские адвокаты: «Паслюшай, каллега, как ти папал? Сколько дал? Кому?» Эти люди просто не понимали, как можно пройти к Генеральному прокурору за три конфеты.

В конечном счете, Руденко закрыл дело отцовского клиента. Видимо, отец так все представил, что прокурору оказалось проще пареной репы решить вопрос. Как они там в Москве гуляли с клиентом и пили целую неделю, я не знаю. Помню только, что отец принес домой мешок денег, на которые можно было купить, наверное, два автомобиля «Победа»…

В 1961 году по всему Союзу прогремело валютное дело, по которому расстреляли трех человек: Рокотова, Файбишенко и Яковлева. После дела Рокотова начался процесс валютчиков в Вильнюсе, и в его рамках папа защищал супругов Резницких. Суд этот был показательным, и все понимали, что закончится он печально: либо расстрелом, либо большими сроками. Отец проводил меня в зал суда в клубе МВД, где девяносто процентов публики составляли милиционеры и гэбисты, и, когда объявляли приговор с долгим сроком заключения, они устраивали бурные овации.

Отец произнес защитительную речь, которая, по сути, не имела никакого значения, потому что исход всех дел и сроки заключения были предопределены заранее, и он об этом знал. Подзащитная Резницкая понимала, что мужу угрожает расстрел, поэтому пыталась всю вину взять на себя. «Посмотхите на него, – заявляла она с сильным еврейским акцентом. – Он вообще ничего не знал. Я ему давала пять тысяч хублей, и он с некейвой уезжал в Сочи. Он даже не подозхевал, чем я занимаюсь».

Резницкому было семьдесят пять лет, и, когда зашла речь о двадцатипятилетнем сроке заключения для него, мой отец рассмешил зал, сказав: «Товарищи судьи, вы же судите не слонов, а людей. Это слоны живут по сто лет». Резницкой под бурю милицейских оваций дали пятнадцать лет. Когда огласили приговор ее мужу – двадцать пять лет лагерей, – у него случился инфаркт, и он умер прямо на скамье подсудимых.

Отец участвовал и в некоторых необычных процессах. Однажды защищал клиента по несложному, но сильно затянувшемуся делу. У прокурора так пахло изо рта, что отец просто погибал, стоя рядом с ним. К вечеру, не выдержав, он достал из кармана кусок шоколада и предложил прокурору. Тот его с большим удовольствием съел и настолько подобрел, что отец без труда выиграл дело.

К простым делам отец никогда долго не готовился, изучал суть дела в кафе «Неринга». А однажды по ошибке вытащил из портфеля не ту папку. Пришел в суд и произнес блистательную речь совершенно по другому делу, но его клиента оправдали.

Отец всегда говорил, что любой человек, в зависимости от ситуации, может оказаться либо героем, либо преступником. Поэтому, посещая своих клиентов в вильнюсской тюрьме, он всегда приносил им то пачку сигарет, то апельсины. Вообще в этой тюрьме его все принимали за сотрудника. Однажды отец, предварительно взяв клятву, что провинившийся охранник не будет наказан, поспорил с директором тюрьмы, что войдет в нее и выйдет без пропуска. И выиграл пари!

Будучи довольно полным, он не мог купить себе костюм по размеру, всегда шил на заказ. Туфли он покупал часто, любил хорошую обувь, но с размерами нередко ошибался, так как брал дефицитный товар, который ему могли достать торговцы. Если туфли жали, он приносил их в тюрьму, отдавал своим любимым заключенным, и они ему их разнашивали.

Зимой папа никогда не носил пальто и не надевал варежки. Известный писатель Эфраим Севела, в то время работавший журналистом в газете «Известия», написал об отце статью, где называл его «человеком в плаще».

Отец никогда не приходил домой без конфет. С моей сестрой он охотно делился сладостями, потому что она их поедала так же медленно, растягивая удовольствие, как он. Я же, по его выражению, «шлингал», глотал, и ему это не нравилось. Поэтому от меня он конфеты убирал подальше. Но поскольку я их все равно находил, он применил хитрую тактику: стал прятать сладости в моих же детских вещах. Я переворачивал весь дом, но не мог понять, куда же он девает сладости.

Отца знали во всех кондитерских магазинах города. Бывшие клиенты, волжские немцы, уехавшие в Германию, годами присылали ему конфеты и шоколад. И всех, кто ездил за границу, отец просил привезти ему шоколад. Так он это любил.

Папа был очень изобретателен. Он знал, что, за редким исключением, человек остается честным только до определенной суммы. В своей адвокатской конторе отец всегда устраивал проверку для клиентов: вкладывал в книги десятирублевки так, чтобы виднелся уголок купюры, и выходил из комнаты.

Вернувшись, первым делом обращал внимание на эти книги. Если недосчитывался денег, тут же отказывал клиенту: пожимал руку и говорил, что ничем не может помочь. Отец справедливо считал, что если человек обокрал его вначале, то обворует и потом. За всю его практику только один клиент расплатился с ним так, как было договорено.

Он задействовал платных свидетелей, разных людей, которые помогали разворачивать судебное дело в нужном направлении. Иногда с помощью своих подручных даже спасал судей, имевших неприятности. Отец был весьма неординарным адвокатом. Вообще, в Союзе не требовалось быть знающим адвокатом, потому что в советском суде их речи практически не имели значения. Главную роль играли связи, контакты в судебном мире.

Мой отец никогда не занимался делами, связанными с политикой. Его специализацией были уголовные дела, связанные с воровством и финансовыми махинациями. В этом деле он использовал всевозможные ухищрения. Например, нашел в какой-то литовской деревне профессиональных плакальщиц. Они не только божились, что видели то, что утверждает адвокат, но и начинали рыдать и падать в обмороки. Однажды они устроили в суде такой скандал, что судья просто закрыл дело и освободил подзащитного моего отца. Отец зарабатывал хорошие деньги, а такие представления в суде стоили ему копейки. Судебные плакальщицы – это была хорошая профессия, о которой в России мало кто знал.