Леонид Резников - Ала ад-Дин и повелитель джиннов

– Вы звали меня, о солнцеподобный?

Султан отвлекся от тяжких дум и обратил свой взор на стоящего у трона Мансура. И невольно вздрогнул, ибо без содрогания смотреть на подобное кошмарное создание было просто невозможно – а ну как во сне такое привидится!

Султан суеверно скрестил за спиной пальцы правой руки и попытался придать лицу доброжелательное выражение, но выходило из рук вон плохо.

– Да-да, дорогой Мансур! Мы очень рады тебя видеть. Очень! – на всякий случай добавил султан – вдруг гость не поверит в искренность его слов.

– Хорошие вести насчет свадьбы?

– Видите ли, почтенный Мансур, – замялся султан и поерзал на троне, – вышла одна проблема. Совсем небольшая, но, нам кажется, мы устраним ее в ближайшее время.

– Ваша дочь, насколько я понимаю, не желает этой свадьбы, – нахмурился проницательный аль-Васик.

– Увы! – развел руками султан. – Она своенравна и спесива.

– Но вы обещали, о великий султан! – кустистые брови на безобразном лице выгнулись дугами.

– Обещали, – сник тот, нервно побарабанив пальцами по мягкому пуфику. – Но она ни в какую не желает выходить замуж!

– Что стоят желания спесивых девиц по сравнению с волей величайшего из султанов, – льстиво заметил Мансур, склонив голову и кося глазами исподлобья.

– Все так, но мы обещали ее матери перед самой ее кончиной…

– Э-э, – только и отмахнулся аль-Васик. – Все это пустое, мой повелитель! Женщины не вольны решать подобные вопросы. Ведь мы, мужчины…

– Что ты болтаешь, о несчастный! Это не женщина! – выкрикнул султан, подаваясь вперед.

– Я не совсем понял, о сиятельный султан, – осторожно уточнил аль-Васик. – Мне показалось, вы говорили о матери принцессы. А разве она не женщина?

– Нет!

– Да простит мою глупость великий султан, – глаза у Мансура от удивления начали косить еще больше, – но кто же она в таком случае? Неужели?..

– Что ты мелешь, о презренный! – вышел из себя султан. – Она не женщина – она наша любимая жена!

– А… О!.. Прошу прощения, – низко поклонился Мансур. – Тогда конечно. Но что же мне делать в таком случае?

– Ждать! – отрезал султан.

– Смею ли я уточнить, сколько именно?

– Столько, сколько понадобится. Мы приложим все усилия, дабы устранить препятствия к вашему браку.

– Да простит меня великий султан, но я стар, и пусть я рассчитываю, если на то будет воля Аллаха, прожить еще лет двадцать…

– Ско-олько? – задохнулся султан, привставая с трона. Лицо его исказила гримаса негодования. – Ты сказал, двадцать лет?

– Д-да, – быстро закивал Мансур, не понимая, чем он мог так раздосадовать своего будущего тестя.

– Ты же уверял нас, будто неизлечимо болен? – Султан выпрямился и, заложив руки за спину, спустился на одну ступеньку.

– О, пустяки! – махнул рукой Мансур. – Болезнь моя оказалась всего лишь временным недомоганием.

– Временным недомоганием? – Султан спустился еще на одну ступеньку. Мансур отступил и сгорбился, выдавив на лицо льстивую улыбку.

– Мне так показалось, о мой повелитель. Но, слава всевышнему, все уже прошло.

– Прошло? Да как ты посмел, о негодный, солгать нам?! Нам, султану!

– Я не понимаю… – Аль-Васик сцепил пальцы рук и принялся разминать их. – Нет! Я, кажется, понял!

– Что ты понял, о презренный лгун?

Султан ступил на пол и начал надвигаться на перепуганного Мансура, хотя тот и старался выглядеть неустрашимым пред гневом великого султана.

– Я все понял! – дрожащий палец Мансура уперся в сторону повелителя правоверных. – Вы хотели выдать за меня свою дочь, а потом присвоить мои богатства, когда я предстану пред Аллахом!

– Что ты несешь, дурак?! – Лицо султана налилось кровью от негодования, охватившего его. – Да как у тебя только поганый язык повернулся сказать такое нам! – Султан ткнул себя кулаками в грудь.

– Но это правда! – Аль-Васик рванулся вперед, выпячивая грудь, но стража вцепилась в него и оттащила за халат на середину залы. – Верните мои дары! Я отказываюсь от свадьбы!

– Ах ты, прохвост! – негодующе затопал ногами султан. – Сначала ты оскорбляешь нас, возводишь хулу на нашу несравненную дочь и обожаемую жену – да смилостивится над ней Аллах! – а потом еще требуешь, чтобы я вернул тебе твои вшивые два сундука с золотом и драгоценными камнями, которыми ты по собственной воле одарил нас?

– Но ведь свадьбы не будет! – никак не сдавался Мансур, вырываясь из цепких рук стражников. – И я требую вернуть залог.

– Что?!! Залог? – Султан начал хватать ртом воздух, прижав ладонь к сердцу.

– Ой-ёй, – разом скукожился аль-Васик, сообразив, что ляпнул некое непотребство. Шутка ли, сказать такое султану, да еще и прямо в лицо.

– Так ты, страшная твоя морда, хочешь сказать, будто купил нашу дочь и наше благословение какой-то там нищенской подачкой? Да мы тебя за такое!..

– О великий султан! – Аль-Васик бухнулся на колени, протягивая навстречу султану руки. – Мне ничего не надо! Оставьте залог себе!

– Ты опять?!

– Нет-нет, я оговорился, о солнцеподобный: подарок, конечно, подарок! Я дарю вам эти два сундука.

– Вон!!! Пошел вон, плешивый осел! Выкиньте его из дворца, и чтоб глаза наши его больше не видели!

Стражники подхватили побелевшего от страха аль-Васика подмышки и потащили к выходу.

– О султаны, как вы несправедливы!

– Что-о?!! Ты никак не угомонишься, проклятый старикашка?! – вскричал, размахивая кулаками султан. – Всыпьте старому пердуну двадцать палок!

Медленно остывая и приводя дыхание в порядок, султан вернулся на трон, взгромоздился на него и предался тяжелым раздумьям, подперев подбородок ладонью.

– Какая наглость! – тихо изрек он спустя некоторое время. – Надо же – залог! Впрочем, мы неплохо обогатились на этом деле. Оказывается, женитьба – довольное прибыльное дело, но очень уж хлопотное и нервное.

Несчастному, измученному и всеми покинутому колдуну Абаназару удалось выбраться из ямы лишь спустя час безуспешных попыток применить магию. Сотворенная веревка с крюком обрывалась, крюк разгибался или соскальзывал вниз, потому как зацепиться ему было не за что, и при этом он все время почему-то норовил попасть незадачливому колдуну именно по голове. Магическая лесенка оказывалась невидимой, с прорехами или, хуже того, скользкой – Абаназар то и дело проваливался вниз, либо соскальзывал и падал, витиевато при ругаясь и потирая все новые и новые ушибы. Попытки воспарить над ямой тоже не принесли успеха – несчастного колдуна либо подбрасывало высоко вверх по вертикали, либо швыряло на обгорелые стены ямы, после чего Абаназару приходилось долго отлеживаться, проклиная тот день, когда он связался с жалким прислужником Ахмедом.

Впрочем, Абаназар и сам знал, что сильно кривит душой. Дело было вовсе не в Ахмеде, и даже не в его необычном друге, совершенно непохожим на араба. Дело было в кольце. Именно оно расслабило разум колдуна, и Абаназар разленился, мало практикуясь в колдовском искусстве: заклинания забывались, магические пассы производились не так ловко, снадобья зачастую обладали не совсем нужными, а порой и вовсе иными свойствами, вещи же, словно издеваясь над Абаназаром, переставали его слушаться или поступали наперекор воле черного мага.