Виктор Каншиев - Камушки

В поступи явно сказалась богиня.

Глуша в себе поднявшееся волнение, смотрю вопросительно на Горобца:

– Каково?

Хозяин, быстро глянув, загудел независимо:

– Я своё отлюбил… Было время, и мене любили… За гроши!

Просквозила тень улыбки с горечью, и последовал взрыв:

– Валенок, вон, скоро каши запросит, а у тебя одне – бабы на уме!

Догорает печь, тикает будильник.

– Михал Иваныч, а чего ты ужин не варишь? Есть – то ты будешь?

– Не буду.

– А чево?

– Ангина.

– А – а – а.

– Какаву пить будешь? – подхватывается вдруг Горобец.

– Мо – о – ожно, – медленно соглашаюсь я.

– Пачка – на полке, вон, с лета стоит, я его не пью. Сухари – на столе, а масло – в коридоре. Орудуй.

Дымит самокрутка сеть. Я ем сухари с маслом, запиваю какао. Вот и ложка забрякала о днище банки. Оборачивается хозяин.

– А ты это… здоро – ов. Ну-к, хватит! Волка кусок. Во прорва! Схватив банку с остатками масла, Тушитель подаётся к две – рям, приговаривая:

– Не, мне-т не жалко, но оно ж убувает. Убувает оно! Понятно тебе, голубок?

Утро нового дня. Мрачный Тушитель идёт на лыжах мимо УП в лес. Серебрится иней на берёзах и изгороди. В дальнем конце полей, по опушке, черными пятнами – тетерева. Связист бурчит:

– Чтой – то Дурмашина гордый ходит, не здоровается. Пропился вдрызг, наверное.

– Ангина у него.

– Кто тебе сказал?

– Он.

– Во – во. Последние сухари съедены, теперь ангина. Есть нельзя, значит. Потому как нечего. А до получки ещё дня три.

В обед, подкараулив Тушителя, зову его к себе. Угощаю борщом и кашей. И почему – то мне приятно кормить осунувшегося Горобца.

А места здесь величественные! По берегам большого озера щедрый на дичь и ягоду лес. Столетия стоявшие хутора исчезли теперь. На месте сгнивших срубов буйствуют под летним солнцем малинники. Отвоеванные каторжным трудом поля зарастают лиственным мелколесьем. По березнякам вечными памятниками упорству и трудолюбию местных жителей покоятся валы вынесенного с полей дикого камня. Избы с окнами на озеро рубились в удивительно живописных местах. Предки видели и умели ценить и пользу и красоту. У поселений, как правило, хороший лес и почвы. Оттого и начали лесохимики освоение этого края с хуторских лесов.

Сосновая смола – живица нужна химической промышленности. Процесс её добычи – тяжёлый ручной труд. Вздымщик, выполняющий норму, проходит за день 25–30 километров. Прослышав о больших заработках, едут сюда охотники за удачей. Кто – то, попробовав здешней «каши», уезжает. Другие же остаются, втягиваются в работу. А, в общем, немногие связывают свою судьбу с лесом навсегда. Большинство старожилов – люди семейные. Дом человеку – поддержка и опора. Семейный лесовик «окапывается» в тайге основательно: рубит избушку и баню, выбирая место с хорошим лесом и рыбным озером. Бани топятся по – чёрному. Пар – сухой и приятный – лучшее лекарство от всех хворей. Неделю потеющий, изглоданный мошкой лесовик жарится в бане неистово, ныряет в озеро, а затем – вновь на полок.

Озеро Воинга. На трехсаженной глубине в тихий солнечный день видны все камушки. Есть здесь сиг и ряпушка, язь и налим. Не редкость для этих мест – метровая щука и килограммовый окунь. В лесу – рябчики, тетерева, глухари и зайцы. Каждые весну и осень идут через Воингу многочисленные стада мигрирующего северного оленя. Цивилизация только – только ещё прикоснулась к этим местам. На высоком мысу у восточного берега, рядом с кряжистыми соснами, незыблемо стоят прокаленные ветрами коричневые от смолы кресты погоста. Озеро вглядывается прозрачно голубым своим оком в пришедших на его берега людей и молчит. Что – то будет, когда выпилят лес?

А весна набирает силу. По утрам, над нашей горкой, морозный воздух чист. Озеро – в молоке тумана. А вершины берёз, по берегам, освещены солнцем. Косачи приветствуют светило своим «чуф – фы, чуф – фы».

Я готовлю участок к сезону. Приглядываюсь к Тушителю. Выясняется: по – первости, к здешней «ломовой» работе Михал Иваныч не готов был ни морально, ни физически. Ему предложили работу возчика. Горобец воспрял духом. Это ж козырная должность! В лесу, для каждого, водитель кобылы – нужный человек. Дрова, бочкотара, продукты, строительные и вспомогательные материалы, живица. И всё это доставить в срок, и в сохранности. Тут надо быть смышлёным, обязательным, коммуникабельным. Любить людей и лошадей, управляться с бензопилой и лодочным мотором. Возчик на участке – «око государево». Мастер без хорошего возчика, как без рук.

На Воингу ведёт одна дорога. По ней идут свежие люди – туристы, с запасом песен, юмора, рыболовных снастей и спирта. В конце дороги, у озера, – избушка. Жильё – под стать собаке, но жильё. В десятке метров – малинники. И чуть дальше, в озере, – рыбные места. По этой же дороге идут в свои избушки лесовики с запасами вина, провизии и новостей. Встреча. Добрые приветствия, и появляются на столе у хозяина маринованные грибки, малиновое варенье, жареная рыба, а то и рыбный холодец. И благодарный прохожий не обнесёт стограммулькой хозяина. Зимой же всякая живая душа не обойдёт теремок Туши света, «умалинивать» не надо. Роскошь общения приносит дивиденды. Самый осведомлённый на Воинге человек – Горобец. Он же – душа коллектива. Мастер, флегматичный, спокойный мужик в очках, – алиментщик. Жизнь на участке, тихая и размеренная, – как в колхозе. Без травм и происшествий. Тушитель уважает своего начальника, – очкарик держит народ на дистанции, участок выполняет план. Горобец тоже не даёт спуску молодняку. Прежде чем приступить к заготовке дров, он не один раз проест тебе плешь. Заставит отыскать сухары [2] Сухара – сухостойное дерево. рядом с дорогой, очистить к ним подъезд, и чтоб ты готов был помочь ему в погрузке хлыстов на сани. А то и размялся бы с бензопилой. Не для дяди же, для себя дрова. И так – во всём. Молодняк прощает ему это, Тушитель умеет рассмешить.

Так было ещё недавно. Но сменилось начальство. Тушителя новый мастер разжаловал в первую же неделю. Его, засидевшегося в тёплой компании, Кузьма огорошил с порога:

– Пьёшь, сука? А голодная лошадь до сих пор в хомуте, на морозе стоит?

Сено у лошади было, но спорить Горобец не стал. Из «козырных» его перевели в «ломовики». Теперь он не авторитет. Теперь он, как и все, добывает живицу. Пока нет спиртного, накапливается какой – то потенциал планов, съестных припасов и завершённых дел. Подходит день зарплаты, и всё летит в тар – тарары: уничтожаются прохожими доброхотами съестные припасы, теряются кудато дефицитные заготовки резцов, хорошей стали, исчезают болтики, ремешки, крючки, «привыкнув» к посетителям, и отступает порядок. Сам хозяин во хмелю щедр, – бери у него всё чёхом, задаром. Он искренне готов поделиться, чем угодно и с кем угодно. Потом наступает похмелье.