Ник Шурупов - Ярмарка тщеслОвия

Отныне любители мормышки, в ожидании поклёвки, с увлечением читают на берегах водоёмов о приключениях Стаса; бывает, чего не случалось ранее, упускают из виду ушедший под воду поплавок. А ведь последнее, подчеркнём, особенно удивительно! Если пару десятилетий назад, до рыночных преобразований, на мормышку удили просто ради удовольствия, то теперь это не столько любительская ловля, сколько промысел, существенно пополняющий оскудевший семейный рацион. Да что там!.. для некоторых наших граждан, благодаря перманентным, как мировая революция, реформам, это чуть ли не единственный способ пропитания.

Немудрено, что читатели завалили редакцию журнала благодарственными письмами. Заслуженно воспевая рыбацкие подвиги и мастерство Стаса Мормышкина, они восклицали при этом: «Спасибо, что вы у нас есть!» – и категорически требовали, чтобы письма были обнародованы. Не в силах противиться общенародному напору, Мормышкин дал указание печатать все послания к себе на страницах журнала, отчего не единожды весь объём очередной книжки журнала уходил на это, даже приходилось выпускать дополнительные номера.

Однако нам пора вернуться к той исторической встрече Стаса Мормышкина с Иван Иванычем. Впрочем, предоставим слово самому Стасу. Вот что он писал в очередном номере «Нашего сомормышника» в разделе «Мои путёвые заметки»:

«Этого простого и скромного, как неприметный сельский ясень, труженика я встретил на берегу могучей сибирской реки, веками несущей свои воды в Северный Ледовитый океан. Я сразу же приметил: несмотря на неброскую внешность, он резко отличается от других любителей забросить удочку на ранней зорьке. Короткие, русые, словно северная берёзка, волосы, серо-буро-охряные, как осенняя тундра, глаза… Подтянут, трезв – в отличие от бухих и опухших с утра земляков. Тщательно выбрит и свеже обрызнут после бритья тем самым одеколоном, о котором ещё Николай Васильевич Гоголь с теплотой заметил:

– Чуден «Шипр» при тихой погоде!

Мы познакомились.

– Иван Иванович Бухвостов, – представился он, протягивая мне свою натруженную от лыжных палок и шарикового пера руку. – Зовите меня просто: Иван Иваныч.

Оказалось, что Иван Иваныч заочно уже хорошо знаком со мной, с моей исторической миссией на Земле, с моим, без ложной скромности говоря, самым лучшим журналом нашей эпохи, которая выдалась для нас, мормышников, такой непростой.

Я обратил внимание на то, что Иван Иваныч рыбачит в строгом служебном костюме, при галстуке, и, что особенно любопытно, на ногах у него лыжи. Да, да, читатель, мой дорогой сомормышник, не протирай от удивления глаза: это действительно так, воочию видел!.. Я, конечно, поинтересовался, почему на нём такая, образно говоря, неординарная обувка?

– Не могу я без лыж, – просто ответил мне Иван Иваныч и добавил: – Вот, выкроил часок, чтобы поудить на мормышку, надеюсь – клюнет. Скоро в правление колхоза бежать на планёрку. А на лыжах – оно сподручнее!

И тут он задал мне вроде бы наивный, но поразительный по глубине вопрос:

– Давно хотел узнать, Мормышкин – это у вас творческий псевдоним, связанный с вашим пристрастием к рыбной ловле, или же это природная фамилия, доставшаяся от наших с вами незабвенных предков?

Я, разумеется, мог бы рассказать ему, что в далёкие времена этим именем, как говорится, по-улишному, прозвали моих прадедов – любителей порыбачить на самодельную мормышку, однако ответил полюбившейся в народе мудростью:

– А что раньше появилось на свет: яйцо или курица?..

Иван Иваныч тепло улыбнулся. Его открытая улыбка была похожа на бирюзовое небо, которое порой выглядывает под зябким приполярным ветром из-за свинцовых туч.

Мы договорились побеседовать вечером, после смены. Поговорить обстоятельно по душам, за чашкой целебного чая, настоянного на духмяных сибирских травах, под пельмешки из медвежатины с лосятиной. Но обо всём об этом читайте в следующих номерах нашего лучшего в Отечестве, а стало быть, и во всём мире, журнала».

И действительно впоследствии «Наш сомормышник» в подробностях поведал читателям о долгих, но удивительно ёмких беседах Стаса Мормышкина с якуцким самородком. Редактор журнала с лихвой отдал должное своему новому другу – деятельному строителю новой жизни, певцу окружающей, да что там скрывать… окружённой среды, его угловатым, но изумительно проникновенным, как пронизывающий северный ветер, стихам.

Иной рыбак – да что!.. чуть ли не каждый – выловит кильку в томате, а после всем рассказывает, что поймал севрюгу. Ещё и руками так размахнёт, что его добыча покажется размером с белугу. Стасу Мормышкину совершенно незачем было преувеличивать свои рыбацкие подвиги, они давно общеизвестны, а вот прихвастнуть собственным журналом, чего греха таить, он всё же любил. Что поделаешь – как и всякий рыбак, не мог удержаться. Литературные опусы занимали в его журнале совсем немного места, а Стасу мерещилось, что «Наш сомормышник» превосходит по своим художественным достижениям все литературные журналы современности. На публике и в статьях он выдавал желаемое за действительное привычным безапелляционным тоном, – так иной математик, сбрендивший от цифр, в самоупоении, вдруг начинает преподносить на учёной кафедре гипотезу за аксиому. Конечно, со стороны такое поведение Стаса Мормышкина выглядело смешным, но для многих мормышников его авторитет, особенно после поимки Царь-Рыбы-Фиш, стал непререкаемым, и они верили этому заурядному рыбацкому бахвальству. Необходимо сказать для прояснения, что настоящий литературно-художественный успех пришёл к его журналу только с произведениями Иван Иваныча Бухвостова. Предоставив ему свои страницы, «Наш сомормышник» сразу же вышел на вершины мирового Парнаса. И тут, назовём вещи своими именами, главный редактор проявил себя наилучшим образом – он изловил в лице Иван Иваныча истинную золотую рыбку нашей и мировой словесности.

И «Общак», подобно «Нашему сомормышнику», взлетел, обрёл известность только благодаря стихам Иван Иваныча и осмыслению его творчества. Из номера в номер, с регулярностью утренних доек или прополки капусты (как когда-то в хозяйстве Иван Иваныча) здесь печатались статьи и рецензии о его стихах и прозе. Легкомысленному и поверхностному читателю, возможно, могло бы почудиться, что издание, как это нынче говорится, пиарит своего создателя и главного редактора, но как бы не наоборот: это Иван Бухвостов, его могучее творчество приподнимало еженедельник на гималайские высоты популярности и значимости в общемировом литературном процессе.

«По слиянности формы и содержания в своих стихах наш Иван Иваныч превосходит всю доныне известную лирику на всех языках планеты Земля, – с искренним восторгом писал о его творчестве поэт и критик Степан Совильев. – Даже основоположники философии и изящной словесности, и те не смогли бы разобраться, что тут первично, настолько совершенна слиянность этих двух начал, двух художественных ипостасей. Мы же стопроцентно уверены, что форма и содержание его стихов появились на свет Божий одновременно, ибо Иван Иваныч, по образному выражению Марины Цветаевой, несомненно, был поэтом уже в утробе матери. По моему твёрдому убеждению, Марина, адресуя вышеупомянутый образ Пушкину, предчувствовала в грядущем появление нового Пушкина, нового преобразователя нашего с вами языка и литературы. Хотя, оговорюсь, лично мне, как знатоку, сам Иван Иваныч по мощи творческого потенциала больше напоминает Лермонтова. Да, да!.. коли прошедшие два столетия дали нам Лермонтова и Есенина, то текущий XXI век, более прогрессивный и, скажем со всей откровенностью, более продвинутый в сторону прекрасного, дал нам третьего поэта, творческим напором превосходящего своих предшественников».