Сергей Куприянов - Хумор

Пешком в тех местах, как мне представляется, передвигаться как-то вернее.

Но настоящий ужас и неминуемую близость смерти я испытал на Волге-реке.

Мне двадцать два, после армии, весь из себя такой… Ну, жизнь повидавший. Москвич, блин, крутой. Дело было в Саратове.

Собирались мы на острова, так на недельку, рыбу половить и вообще отдохнуть. На моторной лодке «Прогресс».

Если кто не бывал в тех местах, живописую.

От берега до берега – больше километра. Лодка – жестянка метров пяти длиной с одним мотором. Не пароход, в общем. И уж далеко не океанский лайнер. По сути – утлое суденышко.

Компания предполагалась большая, все на своих посудинах, но мы втроем выезжали первыми. Я, мой брат и дядька. Брат был тогда совсем (ну или почти совсем) мальчишкой, а на Волге прогноз обещал волнение.

Место стоянки так называемых катеров было отгорожено, как я подозреваю, списанной баржей вместо мола, отгораживающей «бухту» от основной воды, так что, как то и положено для хорошего порта, шторм туда не попадал.

Лодка «Прогресс» имеет грузовое место в носовом отсеке, который мы, предвидя недельный отдых, загрузили до предела всякой жратвой и шмотками. На острове магазинов нет.

Ясное дело, что у меня навыков навигации по крупнейшей водной артерии страны как тогда не было, так нет и сейчас. Видно, конечно, что за пределами «бухты» волны ходят, но так это ж не море, где штормы «в семь баллов», тем более опытный рекоход говорит, что едем. Невдомек мне тогда было, что ему неохота падать в грязь лицом перед гостем и вообще. У меня же щенячий восторг – плывем! А то, что впереди какие-то волны – фигня. А ж таких рек до того не то что бы не видел – не пробовал.

Сколько там до открытой воды? Метров двести? Вырулили мы из бухты и – ха! Волны.

Суденышко – тьфу! А волны выше меня, если б я стоял в полный рост, хотя на деле сижу, вцепившись руками и ягодицей в лавку. Мой дядька, как опытный рекоман, что-то там изображает «по гребню» и «по скату». Это где-то сродни пируэтам парней от виндсерфинга.

Несколько жутковато без привычки, но, в целом, приемлемо. Опытный капитан, проверенное судно – что еще нужно!

А волны, повторюсь, высокие. То есть смотришь – они ж выше тебя. Захлестнет, а посудина открытая, по сути лодка с мотором, – все! Но – капитан! Это успокаивает. Где-то провалимся, где-то по волне, где-то на гребне – идем же! Хотя слегка жутковато.

И тут – беем-с, удар по психике, – плывет, а то и барахтается меж волн мужик, держась за деревянное весло.

Кораблекрушение! Спасай кого можешь. Но ощущение уже слегка такое, что нам бы и самим помощь того… Ну, не отказались бы.

И мужика того мы уже несколько проскочили. Метров эдак на пятьдесят. Возвращаться – кормой под волну попасть. Но спасать-то надо. Мы уже на середине реки. То есть туда полтора километра, и до другого берега не меньше. И вокруг натуральный шторм. Уже страшно.

Но я что? Все решает капитан, опытный речной волк. Хочется верить, что даже где-то волчара. Ну очень хочется.

Делаем круг, невероятным образом преодолевая волны, и подходим, как говорят моряки и речники, к этому с веслом.

Вопрос, конечно, дурацкий, а, может, я чего и не помню, но по сути:

– Помочь?

Глядя на все это буйство природы, мы были в полной уверенности, что мужик потерпел крушение, успев захватить с утонувшего судна одно лишь весло. А что бы кто подумал на моем – нашем – месте?! Сами чуть живы. Памперсов тогда мы не знали, но, будь они, пригодились бы. И вообще, в спаскомплект их нужно обязательно добавлять.

Капитан держит на месте лодку из последних сил. Мы, пассажиры, это ой как хорошо чувствуем. Но где-то в душе, внутри, мы, как ни крути, если не герои, то хоть спасатели. Ну долг-то свой выполняем!

И мужик этот – ненавижу! – говорит:

– Весло нужно?

Волны, мать их, ветер, лодчонку сносит, нужно к нему подплывать как-то, слышно плохо и вообще, по большому счету, не до него – самим бы как-то…

– Чего?

– Весло нужно?

Есть в русском языке выражения, которые со всей искренностью порой произносятся по достойному поводу. Но в тот момент было как-то не до этого. Спасаем же!

– Залезай!

И спасательный круг уже в руке.

Мотор заглушен. Волны… Словами это не передать. И этот с веслом. Спасаем.

– Чего? Не нужно?

– Да ты…

Многоточие в данном случае означает степень нашей растерянности и неумение выразить ее, как говорится, в натуре.

– Да я плыву!

Этот, прошу прощения, чудак, осуществлял заплыв с одного берега матушки-реки на другой. Спортсмен. И, поймав чье-то весло, предлагал его нам. Трофей у него такой был. А мы вокруг него круги нарезали, рискуя единственно ценным, что у человека есть.

Я не знаю, как расходятся в море корабли. Наверное, с гудками и флажками, обозначающими что-то вроде «Доброго пути». И – навсегда.

Последнее в данном случае факт неоспоримый. А вот по поводу доброты в тот момент я не уверен. Вслух «добрых» пожеланий, насколько помню, никто из нас не произносил тогда – выживали. Но в душе…

Если есть в этом мире справедливость, то пусть он не утонул, спортсмен долбанный, пускай живет хоть тыщу лет, но, надеюсь, в рожу ему кто-нибудь закатил от души. Потом, по любому поводу. Но – обязательно. Должна, обязательно должна быть в жизни справедливость.

Мы опять вышли «на гребень» и тут – есть очень внятные матерные слова и всем доступные молитвы – «Вихрь» нашей посудины начал захлебываться.

Раскинулось море широко, народу приходит крандец.

Прости, брат, но их песни слова не выкинешь.

Дело в том, что наш, скажем так, катер, успешно преодолевал волны только и всего лишь на моторе, который держал нас на волне. На гребне, на скате – мне все равно, как это называется. Но едва движок заглох – все! Утлое суденышко отдано на власть волн, по сравнению с каждой из которых оно – щепка! А мы в нем…

Капитан скомандовал надевать спасательные жилеты.

И вот тогда-то мне стало по-настоящему страшно. Если уж лев, профи и кто он там еще подразумевает, что мы на его посудине не сможем добраться до суши – памперсов мне! На все!

Мотор, почихав, заглох совсем. Волны метра по четыре и мы – щепка – в них.

Команда: «Весла на воду!».

Метрах эдак в ста от нас наблюдалось некое образование в виде заросшего ивами островка, где мы, теоретически, могли найти убежище.

Нервы уже ни к черту. Какие жилеты, какое там… Всё! И тут, или чуть раньше – прости еще раз, брат! – его понесло.

Он начал говорить. Много говорить. Безостановочно. Обо всем. Наверное, перед смертью людям и вправду надо выговориться, для чего им и приглашают священника. И вот это «надо» как-то так сильно на меня подействовало, что стихия, бушевавшая вокруг нас, мне показалась… Ну, как кара Господня. За грехи аз воздам.