Анатолий Шинкин - Любовь – это да!

Класс, разочарованно вздыхая, принялся рисовать по памяти мускулюс глютеус. Вспотевшая от волнения Изольда Леонидовна бережно обкладывала фаллос Петровича, который в полный рост вовсе не выглядел "смешным", холодными мокрыми салфетками. Салфетки тут же нагревались и высыхали. Леночка челноком металась между классом и туалетом. Петрович, укутанный клубами водяного пара, не выдержал:

–– Больше мне делать нечего, как салфетки вам сушить. Блин!

Неприличное слово заглушил звонок с урока и разрядил неловкую ситуацию.

Изольда Леонидовна смолоду не была дурнушкой, а к сорока расцвела совершенно. Нестандартный учебный день принес волнение, возбуждение, на щеках директрисы разлился акварельный румянец, и Петрович, строгим голосом в телефоне приглашенный «на ковер», лишь растерянно перебирал ногами, не в силах отвести глаза от притягивающей красоты.

–– Вы хотя бы понимаете, что сорвали занятия, нарушили поурочный план? – Изольда Леонидовна, пытаясь быть строгой, повышала голос. – Учебная программа и процесс подготовки молодых художников-новаторов поставили своим безответственным поведением, – она машинально схватила со стола указку, пропустила ее сквозь кулак сверху донизу и закончила, – на грань срыва. Чему вы улыбаетесь?

–– Радуюсь, что сейчас не тридцать седьмой, – Петрович взялся левой рукой за пояс брюк, а правой потянул застежку «молнии". – После таких обвинений меня бы уже к вечеру расстреляли…

Леночка вышла из студии, обернулась на пороге и сильно запустила стирашкой в античную гипсовую голову. Не порадовавшись точному попаданию, понуро побрела по коридору. Сверхурочные занятия, когда она бесконечно рисовала и стирала нарисованное, снова убедили ее в безнадежности попыток "ухватить" движение.

Размышляя о собственной бездарности, Леночка, шла по коридору и вдруг осознала, что шагает в такт едва ощутимым толчкам, сопровождаемым стонами и хрипами. Подчиняясь девчоночьему любопытству, приоткрыла дверь директорского кабинета и застыла на пороге. Перед ней, поочередно напрягаясь, совершали вращательные и одновременно возвратно-поступательные движения до боли знакомые ягодицы Петровича, поверх его головы ритмично качались стройные ноги Изольды Леонидовны, а левая рука директрисы, свешиваясь с плеча натурщика, указкой отшлепывала такт по его правой мускулюс глютеус.

Карандаш стремительно летал по бумаге, но мышцы меняли форму и конфигурацию. Леночка поспешно потянулась за стирашкой и фыркнула с досадой: резинка осталась в студии. Девочка торопливо перевернула лист, затем второй, третий… Изрисовав набросками альбом, тихо прикрыла дверь, и радостная помчалась домой.

Ленусис ИвАнова с картиной "Вечное напряжение» стала знаменитой. Тридцать шесть набросков, расположенные на одном полотне по кругу, создавали иллюзию бесконечного движения. Картину через интернет купил некий "прожженный" российский меценат, а через полгода полотно с Сотбис "ушло" за сто тысяч американских денег.

В масс-медиа развернулись словесные баталии. Западные СМИ запестрели статьями об экспансии Русской культуры и ее негативном влиянии на европейские и американские нравственные ценности, моральные принципы и традиционные устои.

Россияне отлаивались штампами о вывозе за бесценок самобытных шедевров западными дельцами.

Относительно трезвый голос прозвучал из интернета. Дословно: "Эта задница красочно показала все тончайшие изменения выражений человеческого лица ???? в момент наивысшего душевного подъема".

И это правда. Зритель в первый момент разглядывания художественного полотна ощущал сильнейшее сексуальное возбуждение, к которому постепенно добавлялись тревога за незапертую дверь, не выключенный утюг, открытый кран; примешивалось желание стать депутатом Госдумы, космонавтом, писателем и публиковать свои творения на популярном литсайте. Много всяких чувств вызывала картина.

Петровича пригласили участвовать в телепередачах: "Человек года", "Он сделал себя сам" и других. Слава не испортила чистую живую душу Петровича. Он по-прежнему сторожит Школу Искусств, чинит водопровод и пробивает канализацию, вкручивает лампочки; регулярно, упорядоченно и не случайно «жарит"…, впрочем, – это личное. С утра до обеда работает натурщиком, и всегда готов за рюмку беленькой показать задницу всем Российским художникам, а за стаканчик виски – и зарубежным. Блин!

П.С. Абсолютно догола натурщиков не раздевают. У моего натурщика, изображающего дискобола, в руках был… Угадайте что? Правильно, диск. Какая никакая – одежда.

Публично не раздеваются до конца (двусмысленно прозвучало) даже стриптизеры и стриптизерки, – у тех и других остаются серьги в ушах, кольца на пальцах; у девиц еще краска во все губы и туш на все глаза. Обманывают народ. Даже не знаю, как с этим бороться.

Долгая дорога в Дакар

Мы просто бежали по Африке, и я добросовестно рассказал об этом.

При взгляде на Марию Сергеевну мысли из головы разлетались

мгновенно и у нас, и у китайцев, но китайцы оказались

проворнее – застолбили участок

В нашей команде Мария Сергеевна, Петр Олегович и я. Мы и трое китайцев мчались ноздря в ноздрю в международном марафоне Париж – Дакар, для ветеранов легкой промышленности, далеко оставив позади прославленных кенийцев. На заднем горизонте нещадно позорили свои флаги украинцы, в желто-голубых трусах, и янки, в звездно-полосатых. И в безнадежной заднице плелись надутые англичане, толстозадые немцы и разные прочие шведы.

Признаюсь, поначалу далеко впереди копытили Аравийскую пустыню французы. Им не привыкать: со всего мира, едва не грузовиками, везут награды, кубки, призы и подарочные наборы в упаковках. Спортивные ребята. У них свое соревнование: кто всех по кубкам переплюнет, сразу бесплатный абонемент в Лувр – музей тамошний – хоть каждый день ходи, бочку божоле, столетней выдержки, и на шею орден Почетного батальона.

График простой: час мчимся в облаке пыли, распугивая редких птиц и многочисленных антилоп, давя ногами в кроссовках, не успевших увернуться каракуртов, кобр и прочую мелкую живность; ополоумевшие вараны загодя убегают на барханы, эротично виляя упругими хвостами, и застывают на гребнях реликтовыми сфинксами в бесконечном от увиденного удивлении. На пятнадцатиминутных остановках выжать влагу из трусов – в Африке случаются очень жаркие дни, потеем, – и попить водички, которую будем выкручивать из одежды на следующем привале. Так восемь раз в день, потом отдых у родника под пальмой в очередном оазисе. Изюм-кишмиш прямо с куста срываем горстьма, авитаминоз восстанавливаем.

У братьев-славян от жары казус случился – сало в котомках растопилось и помягчело. Решили съесть, чтоб не пропало, там и оставалось-то по шесть кило на брата. На следующее утро за правый бок держатся: