Янина Береснева - Белая колбаса любви

Она махнула рукой и закручинилась еще больше. Милицию Валентина тоже не любила, потому что при жизни мужа встречаться с ними ей доводилось часто и по очень неприятным поводам.

Алексей и Толик тоже встали рано, за завтраком хмурились, но помалкивали, видимо, не желая снова напоминать мне о пережитом ночном кошмаре. Закончив трапезу, они вышли покурить, прихватив с собой Мотю: видимо, Толик всерьез вознамерился заняться дрессурой. С его слов выходило, что скоро с Мотей можно будет «хоть на зайца, хоть в разведку». Я сомневалась в успехе мероприятия, но гостей надо был чем-то занимать. И это был не самый худший способ убить время. Пелагея пришлепала из спальни вслед за мной, пила чай и о чем-то усиленно размышляла, а после завтрака потянула меня за рукав:

– Софа, я тут ночью хорошенько подумала… Это знак!

О чем она могла думать ночью, для меня был большой вопрос, потому что храпела она так, что мне пришлось искать в письменном столе беруши. На всякий случай я все же проявила интерес:

–Ты о чем?

– Ну шантаж этот, он же маньяк! Это все неспроста. Мы должны найти убийцу Бориса, он таким образом нам сигнализирует, чтобы мы пошевеливались. Посылает нам испытания, так сказать.

Я поперхнулась круассаном, но Пелагея уверенно продолжила:

–Ты не бойся, я уже все придумала. Дело проще, чем кажется. Шантажист этот что ищет, деньги?

– Ну, допустим, но…– ход ее мыслей мне не нравился, но перебить ее не представлялось возможным. Глаза ее вдруг загорелись дурным блеском, она даже подскочила, выпятила грудь колесом и стала как-то выше ростом. Хотя куда уж выше.

– Деньги убийца украл, так ведь? Ты сама говорила, что менты так считают. Найдем убийцу – найдем деньги. И шантажист от тебя отстанет. И Борис нам оттуда спасибо скажет. – мотнула она головой вверх. Видимо, целясь в область горних высей. В пустоту, в космос, где в кармическом унынии витают души умерших.

– Ты вообще думаешь, что говоришь? – залепетала я, разозлившись, что мои сборы в Испанию приходится отложить. По крайней мере, домой Пелагея не собиралась, а выгнать ее на улицу после того, как она мне жизнь спасла, было как-то невежливо. – Ты мне эти шуточки брось, я в детективов играть не собираюсь. Милиция за год ничего не нашла, а у них, между прочим, для этого все средства имеются. А у нас что? Неповоротливая глухая собака и пневматическая винтовка Иваныча? А может мы в убийцу барсучьим жиром будем кидаться? Нет, – посуровела я под конец монолога, – Борьку не вернешь, а нам с тобой жить и жить. Пусть убийцу милиция ищет, у меня нервы слабые и голова всего одна.

– Много они нашли за год, им бы только хороших людей в супермаркете за шоколадку ловить. – скривилась Пелагея, видимо, опираясь на богатый жизненный опыт. – Пока тебя не пришьют, они и шевелится не станут.

Немного поерзав на стуле и осознав, что запугать меня не удастся, она решила зайти с другой стороны:

– Вот нет в тебе духа авантюризма, а еще писатель. А ты точно Бориса не убивала? – вдруг спросила она. А то бабка эта, Тимофеевна, вчера мне такое про тебя… Говорит, ты прошмандовка, из-за денег на него клюнула, а потому он тебе надоел, ну ты его и заказала. Она такое в сериале «Сердце Марии» видела. Хороший фильм, надо посмотреть.

Я глянула на Пелагею взглядом Снежной Королевы в изгнании, и она сразу пошла на попятный:

– Ты не думай, я ей не поверила. У тебя глаза добрые. И животных ты любишь, собаку вон завела бесполезную, глухую почти. Значит, человек хороший. И вот Борька, опять же, не красавец был, прости Господи. А ты его полюбила. Значит, душу его рассмотрела.

Тут мне стало стыдно, что кто-то думает обо мне лучше, чем я есть на самом деле, и я скуксилась.

Расценив мое молчание как знак согласия, родня несказанно оживилась:

– Ну так как? Я столько книжек читала, мы этого шантажиста мигом вычислим. Только этим двоим – ни слова. Тут она кивнула в сторону Толика с Алексеем, которые вернулись с прогулки и стояли на крыльце. – Подозрительные они, век воли не видать.

– Нет, забудь про расследования. – покачала я головой. – Я лучше тебя домой отправлю. Вот завтра годовщина пройдет, съездишь на кладбище и прямиком в свою церковную лавку. Там спокойнее. Мне тут не хватало еще о твоей жизни беспокоиться. И этих проходимцев домой отправлю. Скажу, что в Испанию уезжаю. Не будут же они тут сидеть одни. А если хотят – пусть остаются, мне уже все равно. Поживут да съедут.

– А если шантажист этот серьезно настроен? Он же тебя и в Испании грохнет. А там мама…

– Что же делать? – мысль эта показалась мне не лишенной смысла, и я заволновалась. Не хотелось бы впутывать в это дело маму.

– Набраться духу и вдарить по врагу, – вздохнула Пелагея. – Будем бороться со злом.

Бороться я вовсе не желала и, отправив Пелагею в душ, первым делом позвонила маме. Та ответила только после шестого гудка, причем дышала она тяжело, словно за ней гналась смерть с косой.

– Мама, привет! – бодро гаркнула я, не желая посвящать ее в свои проблемы. – Как ты, чего не звонишь? Я тут подумала…

– Соня, девочка моя, здравствуй. Я соскучилась. Как раз хотела тебе звонить. – тут мама перешла на шепот, и я поняла, что она не одна.

– У меня же новый друг, помнишь, я тебе рассказывала, что познакомилась с ним на уроках фламенко?

Я промычала, потому что ничего такого не помнила, но разочаровывать маму не хотелось.

– Его зовут Хунь.

– Может, Хуан? – с сомнением спросила я. Все-таки Хуан звучало как-то более по-испански.

– Нет, Хунь, – обиделась за друга мама. У него отец китаец. Или дед? Не важно… Так вот, мы с Хунем решили немного пожить вместе. Ты же не возражаешь, если я приглашу его к нам на виллу? Ты же говорила, что ближайшие полгода не собираешься приезжать. А то у нас тут что-то вроде медового месяца, и я…

Тут в трубке послышался мужской голос, и я поняла, что испанский Хунь уже давно поселился у мамули. А так как за последний год это был уже третий Хунь, знакомиться с ним у меня не было никаких моральных сил. Да и мешать мамуле в ее медовый месяц мне не хотелось. Не то она опять станет рассказывать, как мой отец-подлец бросил ее с шестимесячной крошкой и ушел к крашеной Люське, а она посвятила мне свою жизнь и молодость. И теперь имеет право пожить как человек, что в ее понимании означало: на всю катушку.

Я пожелала маме любви и счастья, мысленно чертыхнувшись, и, заверив ее, что у меня все хорошо и я буду звонить, дала отбой.

Тут я глянула на часы и вспомнила, что должна встретиться с Вовкой Саломатиным. Может он хоть что-то прояснит в этом деле, раз уж по всему выходило, что в Испанию мне спешить не стоит.

– Я с тобой, – деловито заявила Пелагея, появляясь из ванной и заметив, что я поспешно одеваюсь.