Алексей Мягков - 7 футов над килем

Следующих трёх офицеров Сипунов посадил на старинный буфет, нескольких заставил встать на столы, а четверых загнал на пианино.

– Понимаете, – объяснял Сипунов, – смысл в том, чтобы каждый занял, так сказать, конечную позицию, то есть такую, в которой оказывается человек, испытавший испуг. Таким образом, вы минуете стадию самого испуга, а это необходимо в целях вашей психологической безопасности. Так. Кажется, все на местах. А теперь хором повторяйте: «Лев идёт! Лев идёт!» Я сейчас выйду, а через пять минут снова зайду; вы откроете глаза, но увидите не меня, а большого, страшного льва. Ну, начинайте! Не бойтесь, лев только с виду будет страшным.

– Лев идёт! Лев идёт! – хором загудели офицеры, а Сипунов выскочил в коридор и бросился к каюте командира крейсера.

Капитан I ранга – человек, утомлённый службой, исполнял свою должность без излишнего рвения, мечтая об отставке и тихой жизни огородника. Экипаж обычно видел своего предводителя лишь на подъёме флага. Однако равнодушие командира к службе не оказывало смягчающего влияния на свирепость корабельной жизни, ибо свирепость эта имела более глубокие и основательные причины, нежели личные склонности того или иного начальника.

Командир собирался, почитав немного роман Майн Рида, отойти ко сну и уже отчасти разделся. Нужно сказать, водилась за капитаном первого ранга одна особенность или странность, впрочем, вовсе безвредная: раздеваясь, он первым делом снимал брюки и носки, а уж потом верхушку. Когда Сипунов, нарушив правила субординации, этики и вообще всяческих приличий, ворвался в каюту командира, тот благодушно расхаживал в кальсонах и в кителе, мурлыча какую-то легкомысленную мелодию.

– Вы с ума сошли! – заорал он на Сипунова. – Да я вас…

– Товарищ командир! – заголосил в ответ Сипунов. – Беда! Беда на вашем славном крейсере! Ой, беда! Коллективное помешательство среди офицерского состава – младшего, среднего, да и старшего! Залезли в кают-компании кто куда и хором повторяют: «Лев идёт! Лев идёт!» Сами все бледные, руки вытянули – вот так! И дрожат! Это – общее сумасшествие, а может быть и диверсия! Я назад побегу, следить, чтобы никто не выскочил! Они же чёрт знает, что с кораблём натворить могут! – и с этими словами он вылетел из каюты.

Командир, как и всякий истинно военный человек, знал, что смысл службы есть действие. В критической ситуации действие, всё равно какое, должно быть предпринято немедленно. Капитан первого ранга не мог припомнить ни одного случая, когда бы военного человека наказали за глупость или торопливость, но помнил множество примеров, когда колебания и размышления карались с примерной жестокостью.

Поэтому, услышав страшную весть о внезапном помешательстве своих офицеров, командир вылетел из каюты следом за Сипуновым, не надев по причине озабоченной поспешности брюки.

Сипунов дожидался его, прильнув ухом к двери кают-компании. Командир отодвинул его в сторону, одёрнул китель, распахнул дверь и ринулся внутрь. Навстречу ему грянул радостный вопль: «Лев пришёл!»

На следующий день Сипунов, проведший ночь, задраившись в цепном ящике, получил приказ о переводе на другой корабль, где был встречен хохотом и весёлыми расспросами о подробностях гипнотического происшествия.

Капитан-лейтенант Сипунов отличался живостью нрава, а также изобретательностью, что не всегда шло ему на пользу. На Тихоокеанском флоте готовили большой праздник, и капитан-лейтенанту поручили учинить фейерверк. Но по натуре он был человеком весьма мирным и пальбы, даже потешной, не любил, а потому оказанным доверием тяготился. На совещании, где обсуждался сценарий праздника, он оказался самым младшим по званию, и сидеть бы ему тихо, не высовываясь, так нет! Улучил момент и, озорства ради, предложил построить большой воздушный змей (дельтапланов тогда ещё не знали) и привязать к нему соответствующий случаю транспарант. И чтобы кто-нибудь, поднявшись с водной поверхности на лыжах, пролетел бы с этим транспарантом перед публикой и начальством. Член Военного Совета, мечтавший утереть нос всем остальным флотам, ухватился за идею и приказал Сипунову фейерверк передать другому офицеру, самому же означенный аппарат построить и на нём лететь.

– Мне одному не справиться! – попробовал отпереться Сипунов.

– Окажем необходимую помощь, – заверил Член.

– А как же взлетать? – не унимался Сипунов. – Нужен мощный катер!

– Два катера, – поправил его Член. – Два торпедных катера будут выделены в ваше распоряжение: основной и резервный. Указания будут даны. Ещё вопросы?

Сипунов с тоской осознал, что лететь всё же придётся.

– Вдовой меня оставить хочешь? – заплакала молодая жена. – Всё язык твой поганый, мало тебе лошади, так теперь полетать вздумал? Наездник чёртов! Воздухоплаватель!

Наездником Сипунов сделался также по случаю. Поступило указание усилить среди офицеров спортивную работу, и Сипунов, чтобы от него отвязались, заявил, что раньше занимался многоборьем, другого ничего не признаёт, а в условиях военно-морской базы тренироваться нет никакой возможности.

– Возможность изыщем! – обрадовался главный флотский физкультурник.

– Да ведь туда ещё и конные состязания входят! – забеспокоился Сипунов. – Что же мне, лошадь покупать, что ли?

– Подумаем, – отложил разговор физкультурник.

Через два дня он вызвал Сипунова и, радостно потирая руки, сообщил, что конь найден.

– Какой конь? – опешил Сипунов.

– То есть не конь, а кобыла, – поправился физкультурник и подвёл Сипунова к окну. – Еле раздобыл! Для тренировок и эта сойдёт, а там поглядим.

Под окном застенчиво переминалось немолодое, брюхатое животное затейливой масти.

– Когда же на ней ездить? – Сипунов всё ещё надеялся увильнуть. – Сами знаете, день и ночь на службе…

– Я и об этом подумал, – улыбнулся физкультурник. – Ввиду особой важности спорта для поддержания боевой готовности, тебе разрешено ездить на службу верхом, а также передвигаться конным порядком по всем надобностям в личное время. Начальник комендатуры, правда, кричал, что морской офицер на кобыле – это бесчинство, но командующий его одёрнул и разрешил. Только велел номер повесить, потому что лошадь – транспортное средство. Кобыла поставлена на довольствие, так что с фуражом проблем не будет. Получишь сбрую и седло.

– И шпоры, – потухшим голосом напомнил Сипунов.

– Шпоры – обязательно! – согласился физкультурник. – Ну, желаю спортивных успехов! – и он крепко пожал руку новоиспечённому кавалеристу. – Увижу, что ходишь пешком – пеняй на себя!

Теперь по утрам Сипунов, звеня шпорами, спускался по лестнице, таща на спине седло с болтавшимися стременами. Пасшаяся на газоне кобыла с радостным ржанием трусила к своему хозяину, а в окна глазели охочие до забав соседи. Сипунов затягивал подпругу, пристраивал на лошадиную задницу жестяной номер, опускал подбородный ремень фуражки и, вздохнув, вскарабкивался в седло.