Михаил Жванецкий - Собрание произведений. Шестидесятые. Том 1

Так что воспринимал в одиночку… Поковырял того

грузина — мура, опилки, дурят людей.

А тот железный, что на лошади сидел, — тот ничего,

крепкий… Меч я у него из кулака вырвал, а щит рвал,

рвал, не идет — неплохое качество!

Ну а в целом потерял выходной, угробил. Хорошо

еще вечером, в скверике, врезали «Зверобой» и закуси-

ли с колен… Хоть как-то отдохнули.

Теперь, говорят, в Большом театре «Столичная» по-

явилась, только билет на «Чародейку» надо брать. По-

чем же у них сто грамм получается?

Для А. Райкина

Послушай меня, дорогой! Что я тебе скажу. Все идет

к тому, что всюду все будет, изобилие будет! Но хоро-

шо ли это будет? Подожди, не торопись, ты молодой,

горячий, кровь играет. Я сам был огонь, сейчас потух

немного, хотя дым еще идет иногда… С изобилием не

надо торопиться! Почему?..

Ты идешь по улице, встречаешь меня.

— Здравствуй, дорогой! Заходи ко мне вечером.

— Зачем?

— Заходи, увидишь.

Я прихожу к тебе, ты через завсклада, через дирек-

тора магазина, через товароведа достал дефицит! Слу-

шай, ни у кого нет — у тебя есть! Я попробовал — во рту

тает! Вкус специфический! Я тебя уважаю.

На другой день я иду по улице, встречаю тебя.

— Здравствуй, дорогой! Заходи ко мне вечером.

— Зачем?

— Заходи — увидишь!

Ты приходишь ко мне, я через завсклада, через ди-

ректора магазина, через товароведа, через заднее

крыльцо достал дефицит! Слушай, ни у кого нет —

у меня есть! Ты попробовал — речи лишился! Вкус спе-

цифический! Ты меня уважаешь. Я тебя уважаю. Мы

с тобой уважаемые люди.

В театре просмотр, премьера идет. Кто в первом ряду

сидит? Уважаемые люди сидят: завсклад сидит, дирек-

тор магазина сидит, сзади товаровед сидит. Все город-

ское начальство завсклада любит, завсклада ценит. За

что? Завсклад на дефиците сидит! Дефицит — великий

двигатель общественных специфических отношений.

Представь себе, исчез дефицит. Я пошел в магазин,

ты пошел в магазин, мы его не любим — он тоже пошел

в магазин.

— Туфли есть?

— Есть!

— Черные есть?

— Есть!

— Лакированные есть?

— Есть!

— Черный верх, белый низ есть?

— Есть!

— Белый верх, черный низ есть?

— Есть!

— Сорок второй, самый ходовой, есть?

— Есть.

— Слушай, никогда не было. Сейчас есть. Дамские

лакированые, бордо с пряжкой, с пуговицей есть?

— Есть!

Ты купил, я купил, мы его не любим — он тоже ку-

пил. Все купили.

Все ходим скучные, бледные, зеваем. Завсклад

идет — мы его не замечаем. Директор магазина — мы

на него плюем! Товаровед обувного отдела — как про-

стой инженер! Это хорошо? Это противно! Пусть бу-

дет изобилие, пусть будет все! Но пусть чего-то не

хватает!

Для А. Райкина

Юзик, Юзик, дедушка не может быстро, дедушка

устал. У дедушки ноги старенькие. Давай посидим. Ты

же хороший мальчик. Сядь, Юзенька, сядь, дорогой.

Я сказал сядь! Я стенке сказал или кому я сказал?! Или

стенке, или кому?! Дедуля что сказал?.. Что надо деду-

ле сказать?.. А, бандит, чтоб ты был здоров, арестант.

Если бы у меня было такое детство! Ну-ну…

Наша мама всегда стирала, а мы всегда ходили гряз-

ные… И какой гвалт… Пятеро хотят писать, один хочет

селедку. Какие книжки, какие тетрадки?.. Я ещё полу-

чил очень удачное образование, я чинил примуса. Ты

слышишь, Юзик, головки, пистоны, насосы, я знаю,

главное — это керосин, чтоб он горел… Моя вся жена

пропахла керосином. Нас нельзя было позвать в гости:

они от нас имели аромат… Собаки падали в обморок.

Ты не знаешь, что такое примус. Вся Одесса качала по

утрам и вечерам, и ревела, и взрывалась.

Я тоже был отчаянным, я имел троих, и они вырос-

ли. Старший стал военным, утонул в Керченском про-

ливе в первые дни войны. Младший окончил политех-

нический, уехал в Новосибирск, твоя тетя закончила

консерваторию, сидит в Москве… Все разъехались, все

ищут счастья. Только мы остались на месте… Ты зна-

ешь, Юзик, я так смотрю и думаю, что я такого сделал

особенного?.. Так я тебе скажу что. Ничего… Все вло-

жил в детей. Стакан молока — дети. Кусочек яблочка —

дети. Ложка сахара — дети. Твой папа был слабый

мальчик, ему нужны были витамины. А твоей тете ну-

жен был приличный инструмент — она в консервато-

рии. Так всю жизнь. Вы маленькие — мы переживаем,

что вы болеете. Вы старше — мы переживаем, что вы

плохо кушаете. Потом вы устраиваете нам попадание

в институт — мы ночи не спим. Потом вы женитесь —

с нами такое творится, моим врагам…

Что надо сказать дяде? Ну!.. Здра… Ну!.. Здра… Ох,

я ему напомню, так он всю жизнь будет помнить. Ну!..

Здра… Такой буц здоровый, четыре года скоро.

Отдай девочке мячик. Отдай, солнышко. Ухаживай

за ними. Все равно они отдают нам больше, если они

хорошие. Все равно они отдают нам все, если они золо-

тые. Твоя бабушка была и ударник, и застрельщик,

и я знаю кто?.. А дети на ней, весь дом на ней. Я ей го-

ворю: «Соня, перестань уже… Перестань! Дети все уст-

роены, мы на пенсии. Перестань, Соня, поспи до вось-

ми. Поедем к детям. Дети за нами будут ухаживать».

И мы сели на колеса и поехали в Новосибирск, где

твой папа кандидат, а мама аспирант. Все математики, все

в очках, а кто будет варить обед?.. И я вижу, моя Соня сти-

рает, а я выкручиваю. Она моет полы, я стою в очередях.

Кое-как поставили этих кандидатов на ноги. По-

ехали к дочке. Уже Москва, уже скрипачка, уже все

удобства. И что я вижу?.. Соня стирает, я выкручи-

ваю. Соня варит, я стою в очередях.

Поставили на ноги скрипачей, сняли у них с шеи де-

тей, вернулись домой. Дома отдохнем. Летом у моря.

Мы на пенсии. Дети съедутся, будут ухаживать. Съеха-

лись дети… Что я вижу, Юзик?.. Соня стирает, я выкру-

чиваю. Она варит, я тяну с базара кошелки — лошади

оборачиваются. Дети должны отдохнуть. У детей один

только месяц. Так мы не пойдем на море. Я не помню,

когда я был на пляже. Лет десять назад. Случайно. Не-

важно. Мы отпляжили свое.

Что нам надо, Юзик?.. Чтоб у детей наших было не-

множко больше счастья, чем у нас. Чтоб ты уже попал

в институт и удачно женился: есть такие жены — моим

врагам, ты же знаешь. И чтобы у тебя были хорошие дети,

и чтобы они попали в институт и удачно женились, и что-

бы у них были свои дети, тоже хорошие и тоже способные.

А мы будем ездить и не будем говорить о болячках. Пото-

му что у кого их нет, и еще не хватает об это говорить.

И будем смотреть на наших внуков, и радоваться,

и потихоньку уходить… А все это называется очень

просто — хорошая старость.