Владимир Перцов - «И вот вам результат…»

Вернулся Сашик домой уже по темноте и ни с чем. Посмотрел на мирно лежащее поверх Машинки одеяло, расстроился дополнительно. Хотел забыться посредством просмотра хорошей, положительного содержания телепередачи, но некстати вспомнил, что телевизора в доме нет после одного спорного случая. Тогда он полез за этажерку, достал водку, припрятанную на случай форс-мажора, пошагово выпил её всю с целью постановки решающего эксперимента. Он её выпил, слегка закусил, чтобы не давить градус, и лёг отдыхать на упомянутое одеяло.

Ночь прошла без происшествий.

Утром Сашик проснулся.

То есть он открыл очи, тяжко и долго смотрел на батарею центрального отопления, коричневую от времени и осадков внутри дома, затем встретил глазами Машинку, улыбнулся и снова впал туда, откуда с таким трудом выпал. Ибо для чистоты эксперимента он выпил вчера крепко, крепче обычного где-то в 2,7 р. А больше у него просто не было. Полтора часа спустя он вновь подвигал ногой, раскрыл вежды и полежал некоторое время, соображая, зачем он лежит на койке обутый, под головой вместо подушки этажерка. Затем вновь встретил глазами Машинку и, убедившись, что это ему больше не кажется, подошёл к ней и включил. Машинку заело. Сашик полежал некоторое время грудью на столе, затем послюнил палец, чем послюнилось, и смазал в одном месте возле злосчастного бормотиметра. Машинка взвыла и дала результат. Через минуту Сашик подошёл к зеркалу с ясной головой и хрустальными мыслями, осмотрел опухшую морду, вспомнил вчерашние подробности вплоть до того места, когда первый раз упал, наклонившись поднять с пола отрезок огурца. Он осмотрелся. Огурец лежал не поднятым. Сашик его достал, потёр о живот, задумчиво скушал. Затем выключил Машинку и снова задумался.

Ещё на дольше.

С одной стороны, вот же она – вековая мечта человечества! Для страны, жители которой миллионы лет мучились похмельем, это как бы волшебная палочка Ильича! Славься, Отечество, наше свободное… Но, с другой стороны, радости почему-то нет! Сашик поискал в душе насчёт радости – радости там не было. А было там, как за окном, за которым закончилось вчерашнее солнце, а сегодняшнее так и не наступило. То есть было пасмурно, и толстый кот сидел на соседнем крыльце, втянув толстую голову в воротник. С этим всем внутри Сашик пошёл на своё производство, на вторую смену, пугая коллег по механическому цеху несоответствием между трезвыми мыслями и запахом жуткого перегара, с которым эти мысли выбирались из его рта. Например, когда он приводил шлифовщице Галине слова известного педагога Клима Ворошилова о том, что «пить – здоровью вредить!», та вытирала ветошью слезящиеся от перегара глаза и торопилась якобы в туалет по небольшой женской нужде.

В этом месте у нормального читателя тоже может возникнуть раздражение. Всё, мол, понятно, есть изобретатель, есть его нечаянное детище; зачем автор гонит туман?! Говори, чем закончилось, – и по домам! Автор культурно говорит в ответ такому горе-читателю: «Читатель, ты куда всё время спешишь?! Привык читать на бегу всякую блевотину; уже и сам не отличишь, где заканчиваются твои мысли, а где начинается городская канализация! Не нравится – отдай чтение более умственно усидчивому!»

В конце концов.

Для остальных продолжим.

В пятницу вечером домой явился папа. Папа привёл группу экспертов. Эксперты робко окружали молчаливую Машинку, спрашивали Сашика: «А можно потрогать?» По очереди трогали Машинку кто чем, однако участвовать в испытаниях отказались категорически. Они упирали на то, что аппарат похмелительный, а кто же похмеляется на ночь глядя, только варвары! Сашиков папа, видя такое дело, недолго поколебался, затем принёс из подполья в бутылке нечто изумрудного цвета с пурпурным отливом. Предупредив, что это сусло от антенного охладителя, которое он купил у одного прапорщика Ракетных войск и артиллерии. Поэтому специалисты рекомендуют разводить ацетоном один к семидесяти. На что эксперты открыли, понюхали, временно потеряв дар речи, а обретя этот драгоценный дар вновь, резюмировали: «Что мы – немцы, разводить?!» Спустя положенное время вся группа живописно лежала вокруг стола в отключке, немного перед этим порассуждав, из чего гонят водку волжские болгары, и не допев песню «Зачем, мама, влюбляться, зачем, мама, любить?..».

Утром они тяжело поднялись, обступили стол, страшно похожие на старых гнутых морских коньков. Сашик включил Машинку. Затем выключил. После паузы все зашевелились и молча направились к выходу, по-прежнему страшно похожие на морских коньков, всё так же гнутых, но внезапно обретших разум.

Расходились тихо, стараясь не смотреть друг другу в глаза.

Папа ушёл со всеми, осторожно прикрыв за собой дверь.

Естественно, вокруг Сашиковой квартиры образовались смутные слухи. Вследствие этого Татьяна Викторовна заперла пивной киоск, пришла к жениху, строго сказала: «Показывай, что тут намудрил!» Пока она по-женски неуклюже осматривала Машинку, Сашик докладывал ей в широкую спину детали; сообщил про экспертов, приврав, что эксперты в общем одобрили, высказав замечания по мелочам. «Одобрили, – передразнила его невеста. – Пьянчуги!» Она восьмым женским чувством понимала, что Машинка эта вредная, что с её появлением привычный мир изменится и понесётся по кочкам. И лично ей станет плохо. Поэтому она технически неумело обзывала Машинку железной дрянью, легко отметая робкие Сашиковы возражения. В конце сказала, что приведёт настоящего эксперта, «раз ты меня не любишь». При этом она гневно хлопнула парадной дверью.

И привела в среду немолодую женщину неразборчивого пола с синяком на лбу. Уважительно называя приведённую Леонидовной. Леонидовна была женщина-легенда. Она тоже торговала пивом. Она торговала пивом на городской площади из жёлтой бочки на резиновом ходу и была как бы садгуру Татьяны Викторовны. По периметру площади располагались два небольших предприятия, парикмахерская, БУТ, эстрадно-цирковой техникум. Студенты техникума устраивали у бочки ежедневные маёвки, уважительно пропуская вперёд членов педагогического совета. Они с работягами и бутовцами облепливали бочку, словно хлопотливые пчёлки ёмкость с нектаром; топтались, жужжали, выпадали из гущи с полными бокалами, садились тут же на казахские корточки, вдумчиво беседовали; употребив, возвращались к бочке. Тогда из гущи слышались возгласы: «Куда без очереди, дядя?!» Это был как бы пароль с ответом: «Чего я без очереди, мне повторить!» Время от времени, перекрывая общий зуд, слышался сильный голос Леонидовны: «Эй, потребители, гоните пустые бокалы взад!» Короче, среди привычного мирового хаоса была некоторая гармония с центром в виде жёлтой полуцистерны, во главе с Леонидовной, строгой, ой, строгой! Но – справедливой! Всё здесь было правильно и хорошо; глядя на бочку, хотелось трудиться и продолжать жить.