Виталий Познин - Женщина на фоне…

Продолжая тему взаимоотношений женщин и мужчин, заметим, что в большинстве древних цивилизаций, включая античность (и прежде всего Древний Рим), женщина до замужества считалась собственностью отца, а после замужества – мужа. Причем отношения жены с мужем в античности были довольно своеобразными. Например, героические спартанские мужчины, переходя в женатое состояние, практически мало что меняли в своих былых повадках и привычках. Так же, как и до женитьбы, основное внимание они уделяли своим делам и забавам. В общем, как поется в известной нашей песне, жили, по принципу, «ну, а девушки – потом». Когда подгулявший муженек после дружеской попойки или другого приятного времяпрепровождения заявлялся домой, на улице стояла уже непроглядная темень. И супруг, чтобы не тревожить ближних, на ощупь находил спальню и в потемках заваливался на супружеское ложе. Не зря великий Плутарх, говоря о спартанцах, ехидно заметил, что те обзаводятся детьми, ни разу не увидав жену при дневном свете. Что же касается женщин той поры, то они в своем собственном доме чувствовали себя затворницами, которым редко позволялось покинуть кров, фактически ставший для нее тюрьмой. Женщина не должна была посещать театр или присутствовать на олимпийских играх. Да и просто выйти на улицу она могла лишь в определенных, строго лимитированных случаях. Где уж тут развивать интеллект и повышать свой культурный уровень! Насмешливые слова Плутарха об интимных отношениях спартанцев со своими женами с полным основанием можно отнести и к той модели физической близости между супругами, что доминировала в ту пору у многих древних народов. Дело в том, что любые сексуальные контакты в дневное время строжайше запрещались. По крайней мере, это воспринималось как своего рода извращение. Безнравственными считались также прилюдные поцелуи и даже просто нежное прикосновение мужчины и женщины друг к другу на виду у других людей. Полностью раздеваться во время интимной близости тоже считалось дурным тоном. Полагалось, чтобы в это время на женщине непременно должно было быть хоть что-то надето. (Впрочем, кто знает, может быть, это просто было формой сексуального возбуждения?) Что же касается проституток, то этим особам во все времена и эпохи позволялось обнажаться донага. Показывать, что говорится, товар не только лицом.

Теперь кое-что о жизни древних греков. Как мы знаем из учебников, эллины воспринимали мир гармонично. Повсюду, где только можно, они искали красоту и гармонию. И очень талантливо воспроизводили ее в искусстве. Но в семейных отношениях эту самую гармонию у них можно было обнаружить крайне редко. Если верить первоисточникам, то в Греции, как и в Спарте, в аристократических мужских кругах было весьма распространено преклонение – и отнюдь не всегда платоническое – не столько перед красотой женщин, сколько перед изяществом пятнадцати-шестнадцатилетних мальчиков, а, проще говоря, педерастия. Причем, это вовсе не считалось чем-то безнравственным, а даже, наоборот, почиталась чуть ли не хорошим тоном и всеобщим правилом. Основной причиной дисгармонии в семейных отношениях было то, что брачные союзы между детьми богатых граждан заключались чаще всего по экономическим или политическим соображениям. Поэтому сексуальная гармония в браке была скорее исключением, чем правилом. Так что не стоит удивляться тому, что греческие мужья половое удовлетворение находили в интимном общении с гетерами или с мальчиками. Что же касается греческих женщин, то у античных авторов очень редко можно найти восторженные слова в их адрес. Зато сплошь и рядом встречаются высказывания совершенно противоположного свойства. Причем независимо от интеллектуального уровня и социального положения античных мужчин. Благородные древнегреческие мужи нередко называли своих подруг неразумными, сексуально озабоченными и ущербными существами. Простолюдины тоже не могли удержаться от того, чтобы не попенять на своих жен. Так, один крестьянский поэт, живший в восьмом веке до нашей эры, писал мрачно: “Тому, кто женится, покоряясь судьбе, возможно, удастся найти добрую и здравомыслящую жену. Но даже в этом случае он увидит, что зла в его жизни больше, чем добра”. То есть склонные к философии греки, женитьбу и женщин воспринимали тоже философски – мол, это неизбежное зло, к которому надо относиться стоически, как к непогоде или стихийному бедствию. Это подтверждает и изучившая основательно данный вопрос известная английская феминистка Барбара Смит: «Сравнение женщины с природой можно рассматривать как ее унижение, но только в том случае, если общество негативно относится к самой природе. Древние греки как боялись диких природных сил, так и восхищались ими; так же двояко относились они и к женщине, способной и к рождению, и к разрушению цивилизации». («Женщины в легендах и мифах», М., Крон-Пресс, 1998).

Справедливости ради следует заметить, что среди написанных мужьями из средних сословий эпитафий на надгробьях их безвременно ушедших из жизни жен можно встретить очень трогательные надписи. Возможно, это делалось из приличия. Либо в мужьях пробуждалось запоздалое чувство раскаяния и сожаления об утрате. Но вполне может быть, что это были вполне искренние слова любви и признательности.

Римские мужи в отношении к женщинам мало чем отличались от греков. Мужчины из высших слоев общества точно так же, как греческие нобили, чаще всего не испытывали никакого пиетета перед дамами и позволяли на их счет еще более резкие высказывания, чем греки. “Женщина – это тупоголовое и неуправляемое животное, и нельзя вручать ей поводья и ожидать, что она не перевернет колесницу”. Эти слова произнес как-то в сердцах известный своей строгостью блюститель древних нравов цензор Катон-старший. Поставил, так сказать, зарвавшихся римских матрон на место. Изрек он это после того, как дамы завели речь о равноправии и свободе. Тем не менее, именно древние римляне, будучи нацией более рациональной и стремящейся жить по закону, внесли много нового в правовые отношения между мужчинами и женщинами. В частности, это коснулось имущественных прав. Вначале римские женщины не могли выступать в качестве наследниц. Правда, и в этот период данный закон при желании можно было обойти: чадолюбивые отцы отдавали или завещали часть своего имущества другу, чтобы тот передал его полностью или по частям любимой дщери после папиной смерти. А дальше, как вы понимаете, все зависело от порядочности друга, этого неформального опекуна. Можно только представить, сколько коллизий и перипетий возникало на этой почве.

Но так было поначалу. Со временем же кто-то из законодателей догадался узаконить то, что фактически уже существовало, и женщины Древнего Рима получили законное право наследования. Материальная же независимость, как мы выяснили, – основа и независимости духовной. Что же касается брака, то в Риме существовали целых три его разновидности. Первые два вида брака походили на наши брачно-свадебные обряды. Разница была лишь в размере финансового вклада в данные мероприятия. А вот о третьей форме брака стоит поговорить подробней. Называлась она usus. Вполне возможно, что русские “узы” произошли именно от этого римского словечка. (Заметим попутно, что в русский язык каким-то образом внедрилось немало латинских слов почти в том же фонетическом варианте, как у римлян (дом, сон, луна, овца, баня, око, воля, морда и др.). Так вот, этот самый usus был своего рода прототипом широко распространенного сегодня так называемого “пробного брака”. При таком варианте формальный брак заключался лишь после года совместной жизни мужчины и женщины. Но мог и не заключаться. Ибо неведомый нам законодатель внес в этот обычай один весьма существенный момент: согласно установленным «правилам игры», брак временный и не имеющий юридических последствий, мог становиться законным лишь в том случае, если мужчина и женщина проживали этот год беспрерывно бок о бок. Если же кто-то из них отлучался хотя бы на три дня, отсчет испытательного годового срока начинался сызнова. Так что тот, кто не хотел заключения формального брака, мог тянуть время сколько угодно, пока у его партнера не лопалось терпение. Правда, если появлялись дети, то брак из пробного, естественно, становился настоящим.