Виталий Познин - Женщина на фоне…

Готовиться к преступлению она начала заранее: дозорным был дан наказ неустанно смотреть в сторону Трои, чтобы когда на холмах запылают костры (так Агамемнон должен был сообщить о своей победе и благополучном возвращении), немедленно ей доложить. Что и было сделано. Когда наш утомленный герой пошел помыться в натопленную баньку, там уже все было приготовлено для того, чтобы отправить его в царство теней. После того как преступление все-таки вскрылось, хитрая Клитемнестра, дабы оправдать свой, мягко говоря, неблаговидный поступок, изобразила дело так, будто убила мужа из ревности. Будучи, так сказать, в состоянии аффекта. (Состояние аффекта и в те времена рассматривалось как смягчающее обстоятельство). К тому же Агамемнон действительно был небезгрешен – он привез с собой в качестве трофея плененную им красивую девицу Кассандру. (Кстати сказать, безжалостная Клитемнестра ее тоже отправила в Аид вслед за Агамемноном. Несчастная пророчица, предсказавшая войну из-за Елены и предупреждавшая наивных троянцев о крупных неприятностях, которые их ждут, если они втащат в город деревянного коня, увы, не сумела предвидеть собственную погибель). Расправившись со своим супругом и неудачливой пророчицей, Клитемнестра начала править Микенами. Естественно, вместе со своим любимым Эгисфом, ради которого она всю эту кашу и заварила. Правда, как тот преступник, у которого еще сохраняются остатки совести, она все время жила в ожидании возмездия. Что ей очень портило жизнь. И предчувствие ее не обмануло. Вернувшийся в Микены подросший сын Агамемнона Орест, узнав всю правду, тут же прикончил коварную Клитемнестру, то есть свою родную маму (хотя убийство матери в античности считалось самым тяжким грехом). Ну и, само собой, заодно пришил ее возлюбленного.

Если вдуматься, то вся история этой семейки (Агамемнон с Клитемнестрой и их дети – Ифигения и Орест) свидетельствует о том, что зло неизбежно порождает зло. Символом же женского коварства в чистом, так сказать, виде, считаются легендарные сирены, сладкоголосые женщины-русалки, которые своим пением усыпляли бдительность мужчин, забывающих при этом о своих кораблях и обо всем на свете. Что для них плохо кончалось. Только хитроумный садомазохист Одиссей придумал, как получить от сирен удовольствие и при этом не пострадать: он велел матросам заткнуть уши, а самого себя – привязать крепко-накрепко к мачте, чтобы он мог получить удовольствие от представления, которое устроили сирены, и при этом не броситься в смертельные объятия морских красавиц.

Видя, что вокруг столько сладострастниц, обманщиц и стяжательниц, мифологические мужчины естественно мечтали об идеальной женщине, что отразилось в знаменитой истории о Пигмалионе и Галатее.

Пигмалион был по первой и основной своей профессии вовсе не скульптором, как полагают некоторые, а царем. Правил он небольшим, но симпатичным островом под названием Кипр. Это был период, когда тон и моду всему на этом замечательном острове задавали местные гетеры и прочие дамочки не очень высоких нравственных качеств, и Пигмалион после общения с ними сильно разочаровался в женщинах. Можно даже сказать, стал женофобом. Однако по натуре он был романтиком, идеалистом и хотел верить, что где-то на свете все же есть женщина, которую можно искренне полюбить и ради которой можно отдать душу. И в свободное от царской работы время начал ваять из слоновой кости женскую статую. Ну, это просто так говорится, что из слоновой кости. Это же все-таки не маленькая статуэтка была, а женская фигура в полный рост. Так что, надо полагать, он просто покрывал мрамор слоновой костью.

Короче говоря, Пигмалион рукотворно изваял идеальный образ женщины. И тут же горячо его полюбил. Но на этом царь-скульптор не остановился и однажды, принося очередную щедрую жертву Венере, робко намекнул, что больше всего на свете хотел бы встретить девушку, похожую на эту статую. И что если богиня снизойдет к его просьбе, то счастью его не будет предела. Венера, которой некогда было заниматься анализом творчества Пигмалиона, а тем более выступать в роли представителя брачного агентства, поступила просто и мудро: она тут же оживила Галатею (так назвал ваятель свою мраморно-костяную скульптуру) и удалилась. Дальше, мол, решайте свои проблемы сами.

О том же, что было дальше, после того как идеал с пьедестала обожания спустился на грешную землю и стал женщиной во плоти, миф умалчивает. Сообщается лишь, что у Пигмалиона и Галатеи родилась дочь, которую они почему-то назвали Пафос.

Хорошо, если Венера вдохнула в Галатею ту душу, о которой мечтал Пигмалион. А если вдруг ожившая статуя оказалась такой же стервой и профурсеткой, как и большинство жительниц его острова?..

И последний тип женщин, который непременно следует упомянуть, поскольку сегодня женщин, отстаивающих свою самодостаточность, предостаточно, – это амазонки.

В старину амазонками называли племя, жившее на побережье Черного и Азовского морей. То есть в будущих южнорусских степях. Археологи даже нашли недавно следы их пребывания неподалеку от нынешнего Таганрога. Согласно легенде, состояло это племя из одних лишь женщин. Мужчин же они выбирали сами. И приглашали их вовсе не для любви, а исключительно для исполнения репродуктивной функции. То есть для продолжения рода. Причем, если рождался мальчик, то его за ненадобностью тут же отдавали отцу. (Правда, непонятно, где они потом находили этого отца. Ведь не пребывал же он в их лагере все девять месяцев).

По другой версии, амазонки похищали приглянувшегося им мужчину или юношу и, убедившись, что забеременели от него, тут же его убивали. (Именно так поступают самки одного из вида пауков). Родившихся мальчиков они якобы тоже убивали. Или топили, как котят.

Вообще-то трудно поверить в такое откровенное пренебрежение законами матери-природы. Видно, очень уж насолили самым первым амазонкам мужчины, коль скоро они поклялись держаться от них подальше. Девушки эти были настроены весьма воинственно. Они защищали не только себя, но и могли оказать военное содействие соседям, если те их звали на помощь. Так, они помогали троянцам во время их войны с греками. Своим напором, внезапностью появления и дикими воплями они однажды посеяли такую панику в рядах греков, что те побежали сломя голову куда глаза глядят. Положение спасло лишь хладнокровие Ахиллеса. Он так удачно метнул копье, что поразил предводительницу этой странной кавалерийской атаки – царицу амазонок Пенфесилию (Пентесилию). После чего амазонки в панике разбежались. Ахиллес приблизился к поверженной царице, поднял закрывавший ее лицо шлем и был так поражен красотой женщины, что сразу же влюбился в нее. Позабыв про сражение, он склонился над Пенфесилией и стал громко сетовать на то, что судьба обошлась ней и с ним столь жестоко и несправедливо. Красивая сцена. Прямо для оперы. Или живописного полотна. Впрочем, согласно другой, более оптимистичной версии (как видите, и в ту далекую пору уже был многовариантный подход к развязке сюжета), Пенфесилия выжила. И даже стала женой нашего героя, который, видно, излечил ее своей любовью от мужененавистничества и амазонских повадок.