Виталий Познин - Женщина на фоне…

Итак, как можно было видеть, в течение многих столетий женщина находилась в зависимости от мужчины. Порой это было полурабское, иногда полувассальное состояние. Мужчина мог запросто завладеть женщиной силой. Достаточно припомнить историю про сабинянок, которых насильно похитили первые римляне. С помощью хитрости и коварства эти квириты заманили в гости наивных мужчин-сабинян, потом вышвырнули их вон, а их дочерей и жен растащили по домам. Потом, правда, они все помирились и породнились, поскольку большинству сабинянок приглянулись их похитители, но факт остается фактом.

Двадцатый век во многом изменил отношения женщин и мужчин. Конечно, мужчина мог, как и прежде, поработить женщину экономически (на этом и по сию пору держится большинство буржуазных браков), увлечь тем, что обладает властью или талантом. Но большинство женщин с каждым десятилетием минувшего столетия ощущали, как их жизнь меняется по мере развития демократических процессов. И это было связано не только с борьбой за национальное и социальное равноправие. В это время женщины во многих странах поднимают голову и начинают настаивать на том, что они должны иметь такие же права, как и мужчины. Не будем здесь останавливаться подробно на движении суфражисток (от англ. suffrage – избирательное право). Повторим только вечную мысль о том, что первым всегда приходится труднее всего. Что только не делали эти героические женщины конца XIX – начала XX века, по сравнению с которыми нынешние оголяющиеся в разных странах дамы из движения «фемен» – просто мелкие озорницы! Если верить свидетельствам очевидцев, наиболее энергичные суфражистки, чтобы привлечь внимание к проблеме, били витрины, поджигали дома и даже церкви, пытались что-то взорвать, кончали жизнь самоубийством, не говоря уже о голодовках и многочисленных демонстрациях. Началось это движение в старой доброй викторианской Англии (вот уж поистине «в тихом омуте черти водятся»), потом перекинулось в Ирландию, а затем в иные англоязычны страны. Противодействие общества соответствовало действиям борющихся за равноправие дам. Их сажали в тюрьму, объявляли сумасшедшими, пламенные их речи освистывали и вообще советовали им тихо сидеть дома и заниматься кухней и детьми. Но, как говорится, капля камень точит. Уже в конце XIX века в Новой Зеландии женщины получают право голосовать на выборах. А в начале следующего столетия несколько женщин даже были избраны в парламент Финляндии. Но в остальных странах женщинам пришлось бороться за свои гражданские права еще не один десяток лет. В конечном итоге это принесло свои плоды, и можно сказать, что сегодня в большинстве стран провозглашено гендерное равенство. Но одно дело провозгласить равноправие, а другое – воплотить его на практике. Ведь пока женщины сидели дома или в гаремах, занимались домашним хозяйством и пестованием детей, мужчины двигали вперед науку и технику, совершенствовали искусства, преуспевали в бизнесе и прочих отраслях человеческой деятельности. В ряде языков слово, обозначающее такое понятие, как «мужчина», одновременно имеет и более общее значение – «человек» (homme – во французском, Mann – в немецком, man – в английском, чоловiк – в украинском и т.д.). Это говорит, во-первых, о том, что понятия, термины и обозначения придумывали в основном мужчины, а во-вторых, – о том, что мужчина воспринимался обществом как полноценный человек, а женщина – в лучшем случае, тоже как человек, но с определенными оговорками.

Начало ХХ века было ознаменовано не только социальными потрясениями, но и сексуальной революцией. В это время прокламируется полная свобода от матримониальных обязательств и вообще от морали. То, что вчера воспринималось как нечто аморальное и оскорбляющее общественную нравственность, у определенной части интеллигенции и у многих «продвинутых» дам становится делом обычным и достаточно распространенным. Поскольку уж мы принялись апеллировать примерами из жизни известных личностей, то и тут дадим им слово. Вот как рассуждала небезызвестная Лиля Брик, любившая одновременно Маяковского и своего мужа Осипа (а также попутно увлекавшаяся другими особами мужского пола): «Я любила, люблю и буду любить Осю больше чем брата, больше чем мужа, больше чем сына. Про такую любовь я не читала ни в каких стихах, ни в какой литературе… Эта любовь не мешала моей любви к Володе. Наоборот: возможно, что если бы не Ося, я любила бы Володю не так сильно. Я не могла не любить Володю, если его так любил Ося». Так они и жили долгое время втроем, одной, можно сказать, семьей. В марте 1919 года «семья» переезжает в Москву и живет в маленькой комнате площадью в 12 кв.м. Правда, через год жизнь становится чуть лучше – они переезжают в другую квартиру, где уже занимают две комнаты. Маяковский, чувства которого к Лиле, судя по всему, были искренни и глубоки, естественно страдает от постоянных увлечений своей «гражданской жены». На что Лиля замечает философски: «Страдать Володе полезно, он помучается и напишет хорошие стихи». То есть ее измены идут только на пользу отечественной литературы. В 1922 году Маяковский и Лиля, изрядно помучив друг друга, по обоюдному согласию все же расстаются. Но через два месяца все начинается сызнова…И таких примеров «жизни втроем» в ту пору немало. В 1927 года газета «Известия» писала: «Во время проведения переписи населения в Москве были установлены многочисленные случаи полигамии и полиандрии. Две и даже три женщины нередко называли одного мужчину в качестве своего супруга».

В конце 1920-х годов был даже снят фильм «Третья мещанская», рассказывающий о том, как молодой человек, поселившийся у своего друга, влюбляется в жену последнего и как после недолгого выяснения отношений, они решают отбросить буржуазные предрассудки и жить втроем одной семьей. То есть некоторые представители революционной России как бы вернулись на время к доисторическому стилю сексуального партнерства. Правда, вскоре эта сексуальная вольница закончится. Строитель пролетарского государства И.В. Сталин оказался приверженцем многих традиционных ценностей того общества, что было уничтожено его энергичными соратниками по борьбе за народное счастье. Он хорошо понимал, что порядок в стране начинается с порядка в семейных отношениях.

С 1930-х годов начинается активная пропаганда крепкой советской семьи. Последователи отца народов и лучшего друга физкультурников доводят эту идею, впрочем, как и многие другие идеи, до полного абсурда. Особенно строго партийные начальники начинают относиться к «моральному облику» членов партии. Развод для партийца с этих пор считается одним из тяжких грехов. Расхожий анекдот тех времен. На члена партии поступила жалоба в партком от его родной жены по поводу того, что он уклоняется от исполнения супружеских обязанностей. Оправдываясь, бедолага говорит, потупившись: «Я не могу исполнять эти обязанности, по той причине, что я импотент». На что секретарь партячейки замечает строго: «Прежде всего ты – коммунист, а потом уже импотент». Но если говорить серьезно, то речь в данном случае идет фактически о возрождении авторитарно-патриархального подхода к отношениям между мужчиной и женщиной. Подавляя естественные сексуальные инстинкты, такого рода идеологии – будь это религиозный догматизм, домостроевский уклад или авторитарное общество в целом, – трактуют здоровое дионисийское начало как нечто греховное, вульгарное и даже грязное и порочное. В результате некоторой частью мужчин и женщин не только распутство, но и нормальное сексуальное чувство начинает восприниматься как похоть и половая распущенность. С другой стороны, подобный перекос во взглядах на природу человека часто приводит к обратному эффекту. В силу постоянного подавления биологического начала естественная чувственность у некоторых мужчин нередко заменяется сексуальной грубостью. Закомплексованные же особи женского пола начинают воспринимать половой акт как нечто неизбежное, но непристойное. Впрочем, для основной массы людей, конечно, даже самые строгие запреты и публичные осуждения никогда не могли положить конец внебрачным связям, разводам и изменам. Просто естественные чувства (опять же, если это настоящее чувство, а не жажда сексуальных приключений) приходится скрывать от чужих глаз.