Александр ВИН - Шанс

Охранник Разъянбаев робко поднял руку в кожаной рукавице.

Командир поощрительно усмехнулся.

– Давай, давай, Разъянбаев! Что у тебя будут за уточнения?

Хоть в такие часы и в такие ответственные минуты огорчать начальство в их маленьком коллективе было не принято, Охранник Разъянбаев всё-таки решился на совершение отчаянного поступка.

– Я завтра никак не могу матчасть повторять… Мы завтра играем с друзьями в футбол! Не могу же я их подвести, понимаете…

В комнате с оранжевым абажуром жарко топилась печь, тикали часы с кукушкой.

Священник, одетый в красную спортивную майку с эмблемой «Спартака», поверх которой на грудь его был вольно выпущен большой нательный крест, пил чай, старинной ложечкой поддевая из розетки густое варенье.

Напротив Священника, на невысоком стуле, едва виднеясь из-за стола, сидела крохотная пожилая женщина.

Худощавый Священник внешне был сильно похож на актёра Охлобыстина, только менее наглый физиономией, поэтому и по жизни своей, начиная с самого пионерского детства, он оставался добрым и честным человеком.

После баньки ему было хорошо.

Пот регулярно выступал у Священника на лбу и на запястьях, он старательно отирал прозрачные капли рукавом, но всё равно, отдышавшись, тянулся к очередному стакану с тёмным горячим чаем.

Священник хорошо, полной грудью, вздохнул и улыбнулся.

– Да что Вы, мамаша, на самом-то деле… Благословение у меня есть, не наперекор же я. Ну и что тут такого, что меня куда-то всё к неизведанному тянет, простору постоянно душевного хочется?! Ведь и политика теперь такая – нам в люди рекомендовано больше идти, мирскими проблемами всемерно тяготиться.

Старушка моргнула глазками, хотела что-то сказать, согласиться с любимым сыном, но он вежливо перебил её, продолжил.

– …Мама, да не беспокойтесь Вы, никто ругаться за этот футбол-то не будет! А на утренней службе меня подметит Софроний, лишь бы он не напился… И к Иконниковым в гости я с Вами завтра не пойду, завтра матч важный у нас, хороших людей мне подвести никак нельзя.

Прошли часы всеобщих ожиданий.

На большой кухне маленького городка наступило утро.

Лежащий на диване Дима открыл глаза.

Хоть предметы и обстановка вокруг были знакомыми, привычными и удобными, а совсем рядом – протяни руку и коснёшься – сидела его улыбающаяся Аннушка, сильно заспанный Дима обвёл помещение растерянным взглядом.

– Чего это, а? Сколько времени-то сейчас?

Аннушка отложила вязанье, поднялась со стула, тихо раздвинула занавески на окне.

– Утро уже, Дима. Уж больно сладко ты спал-то, с усталости. Да и с мороза… Наработался вчера. Никак я не хотела тебя будить.

С улыбкой щурясь на попавший ему прямо в лицо ранний солнечный луч, Дима сел на диване, с хрустом потянулся, с удовольствием шевеля широкими плечами, громко зевнул.

– Вот это я дал! Разморило, действительно, со страшной силой. А Воробьевы? Вчера они не приходили, что ли?!

Аннушка поставила чайник на плиту, достала из холодильника продукты для завтрака.

– Да тут совпало так всё хорошо! Хотела я сама им вечером позвонить, сказать, что тебе перед футболом-то твоим нужно отдохнуть, как следует, а Тонька сразу начала плакать, жаловаться, что Толик её ненаглядный нажрался на работе – там корпоратив какой-то у них под конец года придумали. Притащился домой, уснул прямо в прихожей, в валенках. Ну, мы с Тонькой девичник на радостях и устроили. Она быстро собралась, к нам приехала, посидели с ней тихо, поговорили.

Ещё раз с улыбкой вздохнув, Дима прыжком поднялся с дивана, присел два раза, развёл было руки в привычном физкультурном упражнении, но вдруг разом изменился в лице, растерянно приоткрыв рот.

– Ох ты, мать честная! Да сколько времени-то сейчас?! Чуть не проспал всё на свете. Ты форму-то хоть мне погладила?! А носки шерстяные приготовила?

Белозубая Аннушка захохотала.

– Точно так я ведь Тоньке-то и говорила! Проснётся, говорю, мой, с самого ранья колготиться со своим футболом будет!

Щадя чувства любимого мужа, Аннушка ласково обняла его, приглаживая растрёпанные долгим сном светлые кудри.

– Всё уже готово, не переживай, Дима. И времени тебе вполне хватит. Давай, садись, покушай не спеша. Успеешь ещё, успеешь…

По школьной спортплощадке продолжали бегать с большими фанерными лопатами подростки, активно выбрасывая остатки пушистого снега за пределы футбольного поля.

С банкой разведённой краски-гуаши по полю методично ходил, размечая предусмотренные правилами линии, старичок-активист. Работа, ставшая за многие годы привычкой и удовольствием, радовала старичка и он, совсем как сбитый вражеский дракон, медленно ползал по белому пространству, оставляя после себя кроваво-красные ровные полосы.

Команды уже собрались, демонстрируя готовность к беспощадному поединку.

«Молокозаводские» бегали, интенсивно матерясь, у дальних ворот, а ближе к главной трибуне с оптимизмом катал синий мячик Дима, ловко перепасовываясь им со своими друзьями.

Солнечный воскресный день и зимняя температура в минус двадцать градусов давали возможность любому из футболистов совершить свой личный спортивный подвиг.

Инженер Сняток суетливо хромал по полю в одной бутсе и в валенке на правой ноге; закалённый Сантехник Моржансон, рассчитывая на искреннее изумление заинтересованной женской публики, прибыл на встречу только в красивом пиджаке, надетом на пляжную заграничную майку с надписями, и не спеша готовился к матчу в сторонке.

Пользуясь пока ещё всеобщим благодушным настроением и некоторыми нерешёнными организационными проблемами, вроде временно утерянного судейского свистка, к Диме вежливо подошёл утончённо упакованный в кожаные одежды гражданин.

Гражданин кашлянул, оформив намерение начать совместный разговор.

– Ну что, договорились, красавчик? Подтверждаю ещё раз – если постараешься, ну, если проиграете, то весь чёрный металл на нашей пригородной базе твой… Идёт?

Не останавливаясь ни на секунду в своём стремлении хорошенько размяться перед ответственной игрой, Дима негромко ответил на бегу.

– На сделки не иду.

И вновь умчался в просторы снежного поля, чудесно ловко жонглируя упругим футбольным мячом.

Там его почти случайно, в подкате, встретил Таксист. Пока они возились, поднимаясь на ноги после столкновения, Таксист попробовал было спросить друга незаметно:

– Ты чего это, Димон?! Чего с директором молокозавода-то шепчешься?

– А-а…

Поморщившись, Дима отмахнулся.

– Пустяки. Не та тема.

Поддёрнув рукава своей всепогодной тельняшки, Таксист помог Диме отряхнуть снег с красивого спортивного костюма, но не отставал в доброжелательном стремлении расставить все обстоятельства по своим местам.