Павел Гушинец - Мысли из-под фуражки

– А ты напейся, – посоветовал прапор. – И морду кому-нибудь набей. Только несильно, чтоб без тяжких телесных. Тот настучит на тебя, куда следует – по нашим законам впаяют тебе пятнадцать суток или условное. Тебя твой главврач с условным возьмёт?

– Не знаю, – растерялся Володя.

– А ты уточни! Я думаю, что возьмёт. А вот в рядах наших Вооружённых Сил такого капитана, который опорочил честь и совесть армии, точно терпеть не будут. Вышибут, как из пушки.

– Страшно как-то.

– Ты на гражданку хочешь? – душевным шёпотом спросил прапор.

– Хочу, – кивнул головой капитан.

– Тогда ищи, кого будешь бить. Только не вздумай меня выбрать. Мигом в нос получишь, – и прапор погрозил офицеру увесистым кулачищем.

Володя сел думать. И оказалось, что и нет у него врагов, которым под пьяную руку хочется врезать. Разве что командир и полковник из министерства. Но этих опасно. Могут что-нибудь похлеще пятнадцати суток впаять. Вот зампотылу в прошлом году вместо служебной квартиры выделил комнатёнку в общежитии камвольного комбината. Может, ему врезать? Так он половину молодых специалистов туда засовывает. У него с комендантшей общежития целый бизнес.

Бухгалтерша, паразитка, каждый месяц затягивает с выдачей финансов. На неделю, а то и на больше. Поговаривают, что прокручивает за это время деньги по каким-то своим серым схемам. Но бухгалтерша – женщина. Не будет же офицер бить женщину! Даже за деньги.

И тут, словно в ответ на Володины мысли, за стеной взвизгнул перфоратор. И доктора осенило. Сосед!

С соседом у Володи давно были нелады. В самом начале службы тот настучал на будущего военного хирурга. Мол, слишком шумно отмечали офицеры назначение новичка, да ещё посмели его не пригласить. На второй же день службы у Володи были неприятности из-за этого с командиром.

На одной жалобе сосед не остановился. Через месяц накляузничал комендантше, что молодая семья за стеной слишком шумит по ночам. Комендантша, тётка скандальная и громкая, пришла разбираться. Володина жена краснела и заикалась, когда коменда на весь коридор осуждала интимные подробности их жизни. И понеслось. То громко кашляют, то телевизор после одиннадцати смотрят, то запахи от них неприятные.

Володя честно пытался договориться. Но сосед, сорокалетний мастер с камвольного комбината, даже слушать его не стал. Наоборот, написал жалобу, что капитан ему угрожал. Ещё и хвалился потом. Мол, ничего ты мне, сапог, не сделаешь! Если что – я тут же новую жалобу твоему командованию напишу. О том, что ты, пьяный, пытался на меня физическое воздействие оказать. И полетишь ты со своей должности как фанера.

Причём сам сосед себя не стеснял. Мог и в стену молотком постучать, как только пробило полночь, и Михаила Круга в сумерках врубить. А когда Володя, в свою очередь, приходил жаловаться комендантше, ему вежливо напоминали, что общежитие принадлежит комбинату, а они, военные, тут на птичьих правах.

Сосед снова взвизгнул перфоратором, и полка с медицинскими справочниками затряслась от его усилий. Капитан достал из холодильника заначенную бутылку коньяка, махом опрокинул полстакана и пошёл в гости.

В общем, не повезло в тот день соседу. Не его был день.

В настоящее время моя работа связана с аптеками. Постоянно мотаюсь по всей стране, контролирую сотрудников, помогаю им в сложных вопросах, короче руковожу.

Однажды решили с одним из подчинённых покреативить и отправиться в командировку по области. Как-никак 30 % продаж происходит в аптеках райцентров, а у нас там конь не валялся. Составили список городов, аптек, гостиниц и поехали.

Приключение вышло ещё то. В сумерках в каком-то лесу едва не покатали на капоте кабана, буржуйский навигатор обманул нас и с дороги привёл на какую-то гравийку. Пришлось узнавать дорогу у местного деда Талаша, который подозрительно поглядывал на нашу немецкую машину и вспоминал, куда он в 45-м пулемёт закопал. Коллега вышел по малой нужде и в темноте нащупал столб с предупреждением о радиационном заражении. Короче, было весело.

Утро встретили в крошечной гостинице райцентра и к восьми часам уже ждали открытия ближайшей аптеки.

Городок нехотя просыпался. Тишину типичных улочек советских пятиэтажек изредка нарушали одинокие автомобили. А у аптеки уже выстроилась нервная очередь. Две-три классические бабуськи, ведущие оживлённый разговор ни о чём, полдесятка маргинальных личностей, мучающихся похмельем, и два опухших типа в костюмах и галстуках – мы с сотрудником.

Бабки поглядывают на нас подозрительно, перешёптываются. Видно, за свидетелей Иеговы принимают. Маргинальные личности молча страдают. На крыльцо выходит зевающая дама-провизор, здоровается с бабками.

– I табе здароўечка, Пятроўна!

– Памагi табе Бог!

Волна оживления пробегает по очереди. Провизор открывает дверь, и бабки тиграми бросаются вперёд, расталкивая нерасторопных страждущих. Мы с сотрудником пропускаем всех и становимся в хвост очереди. Им нужнее.

Прямо перед нами оказывается тоскующий мужичок неопределённого возраста. От него плохо пахнет, умывался он последний раз дня три назад и спал в той же одежде, в которой пришёл в аптеку. Причём спал явно на асфальте. Бабки закупаются мешками лекарств, готовясь к зомбиапокалипсису, выносят мозг провизору и с чувством выполненного долга отваливаются. Начинается выдача боярышника. Мужичок нервничает, видя, как заветные флакончики тёмного стекла переходят в руки его товарищей по хмелю. Он беспокойно переступает с ноги на ногу, причмокивает губами, томится. И, видимо решив скрасить затянувшееся ожидание, обращается к нам:

– Проверка? – вот так, без здрасьте-досвидания.

– Нет, мы по другому делу, – отзываюсь я.

– Ясно, – кивает головой мужичок. – А у нас тут – вон оно как…

И он с такой гордостью обводит рукой аптеку, словно сам принимал участие в её создании.

– Красиво, – отвечаю я.

Мужичок доволен и проникается к нам доверием.

– Может, мы это. Возьмём сейчас боярышника и посидим, как люди.

– Спасибо огромное за предложение, но нам ещё работать сегодня. Да и за рулём мы.

– Жаль, – искренне расстраивается мужичок.

Но тут подходит его очередь, он дрожащей рукой меняет тарелку тусклой липкой мелочи на три заветных флакончика и, не удержав томления, залпом осушает одну, не отходя от кассы. Под щетинистой кожей судорожно дёргается кадык. По лицу расплывается блаженство. Мужичок подмигивает нам.

– Э-э, Василич, а ну завязывай бухать в аптеке! – кричит из-за стекла провизор.

Мужичок улыбается, лихо сбивает шапку на лоб и уходит в рассвет.