Александр Скляр - Знак зодиака

Неопрятное платье Галины скрасили васильки и фиалки, которые она нарвала-таки по дороге домой, взволнованная долгим отсутствием. Нервы ее шалили преувеличенно мрачными предчувствиями. Фиолетовый цвет неудачи озарялся в глазах яркостью солнечных лучей. Веселые васильки скрашивали ее застиранное в случайной луже платье.

Заслышав открывающуюся входную дверь, Янек завыл высоким дисконтом, а Антон Павлович напротив – скрипучим булькающим баском. Их голоса попали в тон с интервалом в две октавы. Галина разразилась смехом, добавив в образовавшееся трио, раскованность веселой свирели.

Цыгане собирались в дорогу, не осушив утренний кубок вина из-за неудачи. За это серый в яблоках конь получил плетью по крупу. Так до него довели о плохом настроении хозяев. Конь всё понял, но обиделся и дернул телегу резче обычного.

Медсестра Алена по-прежнему находилась в реанимации, но уже в приподнятом настроении духа. Пожилая нянечка водрузила ей на лоб грелку со льдом, а перед этим заставила глотнуть разбавленного спирта. Здоровье Алёны после этих манипуляций резко пошло на поправку. Ей стало настолько хорошо, что она решила соврать докторам, что ей по-прежнему плохо.

– Ты где шлялась, коза драная? – скрипел своим старческим голосом Антон Павлович. – А нам, что прикажешь – с голоду помирать?

– Я не коза, и тем более не драная, а Овен, – ответила агрессивно Галина. – А сейчас, молчать всем, иначе, до вечера ждать будете! И топнула босой пяткой по пробегающему прусаку. Все сразу замолчали, примерив на себя судьбу убиенного.

– Я Овен, – сказал сталевар Матрёне и поиграл мускулами обнаженной груди. Молот весело застучал по наковальне – хвала искусству мастера.

– Баран, что ли? – уточнила практикантка.

– Эх, ты, тундра! Овен, это не баран. Это нечто высшее. Созвездие такое есть. Оно-то, мне силы и придает. – Федор подхватил подвернувшийся лом и согнул его «луком».

Матрене снова захотелось, чтобы ее повалили на кучу с коксом. По китайской философии, этого повторно произойти не могло. Хотя, кто их разберет православных?..

– …И вот, когда ты, Ясочка, еще совсем немного подрастешь, и будет такая же солнечная весна, как ныне, Солнце вступит в созвездие Овена и возгоришься ты рвущейся наружу энергией. Ты будешь прекрасна, как душистые полевые цветы. Алмазы с изумрудами будут переливаться в твоих солнце подобных очах…Но обманет тебя твоя привязанность, любовь твоя неудержимая. Не дано тебе разбираться в людях. Погубят тебя твоя впечатлительность и жажда струящейся жизни. В такие дни смотри чаще на Солнце. До рези в глазах, чтобы предметы и люди утратили свои реальные очертания. Тогда может прийти спасение, и успеешь прожить до мудрости. Но это уже, как повезёт, а страсти молодости редко когда хорошо оканчиваются, и обычно, ведут к грязным подвязкам… но в воспоминаниях остаются на всю жизнь, как бы она не сложилась, куда бы не вывела.

Старые морщинистые губы цыганки выдохнули голубой струей дым папиросы.

– Стойте! Стойте! Граждане цыгане! – посреди проселочной дороги стоял мужчина в белом медицинском халате. В руке он держал саквояж. Это был Ипполит. – Прошу вас, от имени медицинской науки, позволить испытать прибор для дальнейшего благополучия человеческой жизни, на вашей лошади.

Он извлек из саквояжа воронку с захватом и храбро приблизился к лошадиной морде. Он даже попытался приладить воронку между зубов, пялящего недобрые глаза, животного.

Но тут старый цыган наградил его от души плетью и крикнул:

– Мы лошадь не продаем, и нечего ей в зубы заглядывать.

Цыганский конь, проплывающей рядом телеги, выпустил неимоверных размеров темно- коричневый орган, словно выдвижной телескоп, и так обильно окропил дорогу, что брызги достались и доктору.

Ипполит скорчился от доставшейся ему боли и унижения, и когда телеги проплыли рядом, он швырнул в гневе свой заветный инструмент в последнюю.

Инструмент попал в цель и затерялся в груде цыганского хлама.

«О горе мне, – взвопил Ипполит, – прибор был изготовлен в единственном экземпляре…А скверная, глупая жена, в с таким трудом разработанный чертеж, завернула пирожки сыну. О горе мне, горе!»

Тема диссертации уплывала вместе с цыганскими телегами в просторы широкой украинской степи.

…И только ворон, пролетая, над сокрушающимся Ипполитом, каркал во все горло, то ли насмехаясь, то ли сочувствуя. А может быть, у него просто начался брачный период и он явил себя во всей красе, распевая песню?

Мой друг – паршивая сволочь. Так его жена называет. Что-то у них с любовью не получилось, когда деньги закончились. Вообще-то, это часто случается среди двух любящих сердец, когда один любит вкусно поесть, а другому, с точно такою же силой не нравится готовить. Получается еще тот краковяк. Со стороны посмеяться, оно-то всегда полезно, пока самого за живое не заденет.

Моего друга зовут Лев (можете называть его просто – Лёва), а жену – Татьяна по прозвищу «Танина Лёва». Они жили вместе долго и нудно, и завершили бы жизнь в вялой возне вокруг бессмысленных предметов, натыкаясь все реже и реже друг на друга, в опустевшей, после покинувших отчий дом детей, квартире.

В наших краях не водится муха цеце, но одна каким-то странным образом залетела-таки в гости и обозначила свое пребывание тем, что укусила Танину Лёву без спроса, но с последствиями. После этого с Лёвиной женой стали происходить странные вещи. Она загрустила, погрузнела, стала немножко напоминать свиноматку, во всяком случае, нечто массивное, к тому же на неё наступило прозрение в том, что муж проявил недостаточно усилий для обеспечения счастливой и радостной жизни. Она долго и безперспективно гнобила Лёву за неумение сделать её женой миллионера, на что тот удивлённо-виновато скалил зубы и закатывал глаза к небу, мол, все в руках всевышнего.

Не видя рвения мужа, обеспечить ее процветание далеко не первой молодости, Танина Лёва надолго задумалась, пропуская мимо себя дни, недели, месяцы. Мысль неторопливо блуждала в поисках времени наслаждения, которое где-то затерялось по пути. Её массивную шею украшала золотая цепь с не менее золотым тельцом, видимо, тем самым, в которого превратился Зевс, чтобы похитить принцессу Финикии Европу. Танина Лёва поглаживая и придавливая двумя пальцами медальон золотого тельца, томилась вопросом, почему могущественный Зевс не похитил её, ведь она так похожа на пышную Венеру, изображенную Тицианом на картине «Похищение Европы». «Я пышнее её, на что ни глянь», – хвалилась не состоявшаяся миллионерша, и терла изо всех сил медальон в надежде приворожить божественного Зевса на повторное похищение. «Европу мы отошлем на кухню блины печь», – подзадоривала она себя, всё усердней растирая тельца.