Елена Степанова - Про котов и некотов

Итак,

Моей первой учительнице, Валентине Петровне Селивановой, посвящается

Вот уже осень, кружатся жёлтые листья,

Воздух холодный режет ветра порыв,

Радуют глаз лишь рябины яркие кисти.

Осень волнует меня, едва наступив.

Я вспоминаю себя первоклассницей робкой,

На фотографии старой слёзы из глаз. —

Что же ты, девочка, плачешь так горько? —

Мне очень страшно идти в первый класс…

Страхи прошли удивительно просто и скоро,

Буквы и цифры учить интересно, легко.

Низкий поклон тебе, Валентина Петровна,

За доброту, за терпение, за любовь.

Вот фотография первого «а».

С мягкой улыбкой, как Мона Лиза,

Первая учительница моя

В центре стоит, нас навеки сблизив.

Занятия в девятой школе, где я сама стала преподавать, шли шесть дней в неделю, а в воскресенье, когда уроков не было, мы приходили с ребятами, чтобы нарисовать стенгазету, провести репетицию спектакля «Снежная Королева» или «Первые пионеры Тобольска», подготовиться к викторине или концерту с чаепитием. Кстати, именно в школе мне довелось испытать мгновения удивительного, ни на что не похожего счастья.

Это был первый год работы, когда мои воспитанники учились в четвёртом классе. Классное руководство было в 4«д», а в 4«г» просто уроки, но для спектакля «Снежная Королева» понадобилось много народу, так что в нём участвовали ребята из обоих классов. Репетиции шли несколько месяцев. Ученики, получившие роли, оставались после уроков. Занимались мы во вторую смену, так что в школе почти никого уже не было, коридоры свободные, разбойникам можно бегать, прыгать, орать и драться, а снежинкам и вихрям – разучивать свои танцы. Больше всего текста было у Рассказчика, Кая и Герды, так что с ними работы хватало. Симпатичный славный Кай стеснялся проявлять хоть какую-то нежность, лицо у него было смущённое, движения замороженные. Немногим от него отличался и меланхоличный Рассказчик, зато Герда была артистична от природы, вовсю кокетничала и жеманничала.

Спасибо мамам снежинок и вихрей: они сшили для своих детей костюмы. Это, правда, громко сказано, потому что для имитации ветра понадобились только тонкие длинные полоски ткани, пришитые к трико и водолазкам, зато у снежинок костюмы были попышнее. Репетиции приближались к решающей стадии, в вестибюле на доске объявлений я повесила плакат – приглашение на спектакль. Школа в преддверии зимних каникул жаждала зрелищ и ждала представления, а мы трепетали. Это был и какой-то иррациональный ужас, и вполне конкретный страх опозориться, забыть текст, перепутать слова и движения и тому подобное.

В общем, когда наступил час икс, когда актовый зал наполнился зрителями, а все участники столпились за кулисами, мне стало плохо: боже, во что я ввязалась? Под ложечкой противно засосало, как когда-то перед выступлениями нашего танцевального ансамбля. Но делать нечего, машина была пущена. Занавес ещё был закрыт, а слева на сцену уже вышел Рассказчик во всём чёрном, даже в чёрной накидке, имитирующей плащ, и в самодельном чёрном цилиндре. Это был высокий стройный мальчик с лицом Пьеро. Он начал рассказ о двух детях, живших по соседству… Потом занавес раскрылся, появились Кай и Герда, они вели диалог, а я, стоя за левой кулисой, шёпотом проговаривала каждое слово и остро переживала фальшь в интонациях Кая и деревянность его движений.

Вот выбежали разбойники, замахали саблями, заголосили, забегали – это вызвало в зале оживление. Перед танцами снежинок и вихрей я включила проигрыватель с красивой медленной музыкой, кажется, какой-то «космической» композицией группы «Pink Floyd». На волнах этих гармонических звуков девочки из 4«г» плавно кружились и махали руками, что смотрелось очень неплохо. Вот, наконец, финальная сцена воссоединения Кая и Герды, поклоны, аплодисменты.

Когда я поняла, что спектакль не провалился, что мы чудом благополучно дошли до его конца (это было за пару секунд до аплодисментов), то испытала нечто невероятное: вдруг перестала чувствовать свои ноги, на которых стояла, своё тело, стала невесомой, мне показалось, что я отрываюсь от земли и парю над ней, над всем этим действом, кулисами, залом, детьми… Разум у меня пусть не сильный, но аналитический, и почти каждую минуту своей жизни я осмысливаю, переживаю, постоянно вспоминаю то, что случилось, анализирую. Прямо как рефлектирующий герой русской классической литературы. И тогда, в эти мгновения невесомости, я сначала изумилась, мысленно спросила себя (что это со мной?), а потом вдруг поняла: это счастье.

Такого, именно такого, со мной больше не происходило, хотя были ощущения полёта во сне, потери границ своего тела, растворения в мире на пике любви, возвышенной приподнятости и гордости при победах духа. Но божественное чувство восторга от парения над землёй я испытала только в канун тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года в актовом зале средней школы № 9 города Тобольска.

Каждый месяц у нас было какое-нибудь мероприятие, порой с участием родителей. Мне нравилось работать в школе, детей своих (это про учеников) я любила, они ко мне тоже тепло относились. Это тепло распространялось и на мою Мимишу: собака детям явно нравилась. И когда раскрасавица наша родила трёх щенков – о, боже мой, боже мой! – абсолютно разных и по окрасу, и по габаритам, и по форме мордуленции, то за ними выстроилась очередь из желающих усыновить.

Со щенками Мимиши связана одна анекдотическая история. Мой брат в детстве был большим выдумщиком, любил сочинять всякую всячину. Совсем маленький, он насмешил нас тем, что, получив от мамы витаминки на себя и сестёр, тут же вернулся и сказал: «А они не хотят» – и положил витаминки себе в рот. Став постарше, шутил масштабнее.

Мама в то время была куратором какой-то группы на физмате, активно помогала студентам с устройством в общежитие, стипендией и другими важными вещами, а те часто заглядывали к нам домой, чтобы поговорить с ней о своих проблемах. Как-то дома был только брат-подросток, пришла очередная студентка, осталась ждать маму. Братец напоил её чаем и стал разговоры разговаривать. Речь зашла о Мимише. Студентка спросила, есть ли у собаки щенки. «Были, – ответствовал коварный мальчишка, – Мимиша постоянно их рожает, а мама (только вы меня не выдавайте) продаёт их в корейский ресторан в Менделеево». Девушка была так шокирована, что не могла вымолвить ни слова. Как? Уважаемый преподаватель, наш любимый куратор, и вдруг такое?.. Она засобиралась и ушла.

Пришла мама, и наш хитрец приступил к исполнению второй части своей каверзы. «Мама, – вкрадчиво начал он, – я тебе что-то хочу рассказать, только ты пообещай, что не выдашь меня и не будешь ругать». Заинтригованная мама, ещё не представлявшая, на что способен её любимый сын, немного поколебавшись, пообещала…