Павел Асс - Дык, или Как московские Митьки достали питерских

— Объявились, понимаешь, в уезде нашем граф Толстой и с им двое. Один — Преображенский, кажись тоже граф, а второй — то ли Стаканов, то ли Бутылкин… Не помню. Бродят то босиком, то воще голые по дорогам, смущают народ. Жандармов посылают, а вот недавно, попа Акакия, батюшку нашего поймали, говорят ему: «Чего, мол, на тебя девки жаловаются, мол, при исповеди ты их, значит, того…» Ну, и бросили батюшку в сортир. Хорошо мимо купец первой гильдии Агафонов проезжал, спас отца Акакия, а то потонул бы… А граф Толстой и компания заперлись в церкви, звонят в колокола, псалмы поют, ругаются… Православный народ шибко недоволен, ибо в церкви нашей — чудодейственная икона святого Онуфрия и его же святые мощи! Вот и надоть тебе с твоим лихим взводом энтих фулюганов из церкви изъять, скрутить и в Санкт-Питербурх препроводить! Э, да ты уснул, братец! Да, — вздохнул Иван Семеныч. — Не умеет пить молодежь. А ведь с шестидесятого года…

На следующее утро капрал Холин проснулся на сеновале и долго не мог понять, где он и что с ним.

«Если я дома, — размышлял он, — то почему не на кровати? Если остановился в трактире, то почему рядом нет дочки трактирщика? Ничего не понимаю.»

Холин встал, подтянул штаны и выглянул во двор. Во дворе двое его солдат играли с жандармами в очко. Кто выигрывал, тот бил всем остальным по заднему месту, отчего остальные солдаты, стоящие вокруг, громко ржали и отпускали заковыристые остроты сексуальной тематики. Именно это ржание и разбудило капрала Холина. Он выскочил из сарая и с перекошенным от злости лицом заорал:

— Смидно! Стадовись!

Солдаты нехотя выстроились. Жандармы, сидя на крылечке покатывались со смеху. Капрал, переваливаясь с ноги на ногу, прошелся мимо строя.

— Совсем даспустидись! Бездедьники! В то вдемя, как нас пдисдали сюда ддя пдохождения сдужбы, вы, негодяи, тут пьянстдуете, дазвдратничаете, как посдедние скоты! Я из вас сдедаю отбивные! Модчать! — выкрикивал он, махая кулаками возле солдатских морд.

На крики разбушевавшегося капрала из хаты выглянул шеф жандармов.

— О, Ходин! — воскликнул он. — Це гарно! Заходи-ка…

Капрал Холин напоследок дал кому-то поддых и пошел к начальству.

— Капдал Ходин по вашему пдиказанию пдибыл!

— Садись, закуси, — пригласил Иван Семеныч. Стол был уставлен закусками, на самой его середине стояло огромное блюдо с жареным гусем, а при виде литровой бутылки мутного самогона, глазки Холина заблестели, и он, сделав глотательное движение, сел за стол.

Выпив по стакану первача и закусывая картошечкой в мундире и солеными огурчиками, Иван Семеныч снова рассказал капралу, зачем того вызвали в Козлодоевск.

— И стало известно еще сегодня утром, что едут к этим нехорошим господам из Санкт-Питербурха тоже нехорошие господа — Пушкин, Лермонтов и Достоевский. А когда станет их шестеро, выбить их из церкви будет гораздо труднее!

— Выбьем, — сказал капрал Холин, работая челюстями, — али мы не пдавосдавные?

— Слова не мальчика, но мужа! — потер руки довольный шеф жандармов. — Пожалуй, выпьем еще по одной?

Натертые полы ярко отражали огонь хрустальных венецианских люстр на потолке. Царь, поскрипывая хромовыми сапогами, прошелся по зале и повернулся к князю Подберезовикову.

— Итак, что же сейчас творится в Козлодоевске?

— Кошмар, государь, — подобострастно ответил князь Подберезовиков. — Граф Толстой и с ним еще двое заперлись в церкви, заложили двери и окна разной мебелью, ругаются, баб-с требуют. Если, говорят, баб-с не приведут им, то так церковь загадят, что еще сто лет от сортира не отличить будет.

— О! — удивился император. — А ведь туда послали целый взвод. Он прибыл?

— Так точно, государь, прибыл. Обложил церковь со всех сторон, предлагают сдаться. Но толстовцы отвечают весьма грубо, что дырку от бублика, а не Шарапова.

— Шарапова? — переспросил царь. — Не знаю такого! Может они князя Юсупова имели ввиду?

— Не могу знать-с, ваше величество. Только Шарапова они не отдадут.

— А как же взвод? Почему не может выбить их из церкви?

— Так, ваше величество, там в церкви шибко святые мощи лежат. Если силу начать применять, толстовцы их могут того, попортить. Они и баб-с требуют из-за этого, пыль, говорят, стирать с икон.

— О! — еще раз удивился царь. — А как эти хулиганы Пушкин, Лермонтов и Достоевский?

— Пойманы, государь. Ехали к графу Толстому на выручку, да в деревне Забубеновке верный слуга вашего величества Альфред де Мюссе выдал их в руки правосудия.

— Он француз?

— Кто?

— Ну, этот, Альфред де Мюссе.

— Так точно, ваше величество. Француз. Но русского царя любит, как свою собственную жену.

— Похвально, — задумчиво сказал император. — А что, этих Пушкина, Лермонтова и Достоевского уже допросили?

— Никак нет, государь, пьяны-с, как сволочи.

— А Бенкендорф?

«Тоже пьян, — подумал было князь Подберезовиков. — Свинья не лучше Пушкина, Лермонтова, Достоевского и Толстого вместе взятых!»

А вслух сказал:

— Болеет, ваше величество. Стар стал.

— Верный слуга, — вздохнул государь, — надо бы ему еще пару орденов за заслуги перед отечеством. Когда у него день рождения?

— В декабре, ваше величество. Еще пол года ждать.

— Помереть может, — сказал царь. — А у тебя когда день рождения?

— Через две недели, — вздрогнул от радости князь Подберезовиков.

— Наградим его к твоему дню рождения!

Князь сник.

— Да, наградим. А вот по поводу Козлодоевска…

Император задумчиво постучал каблуком, полюбовался на себя в зеркало, остановился перед картиной Врубеля, отколупнул ногтем кусочек краски и проговорил:

— И что же делать?

«Что делать, что делать! Как награду, так Бенкендорфу, а как что-то делать, или думать, что делать, так Подберезовиков!»

Князь Подберезовиков развел руками.

— Что же, мы, русский самодержец, должны терпеть в своем городе Козлодоевске таких хулиганов? Может послать семеновцев?

— Целый полк? Ваше величество, мне кажется, это бесполезно. Ведь загадят церквушку-то!

— Ну, тогда сам езжай, разберись на месте. Я тебе доверяю.

— Слушаюсь, ваше величество, — поклонился князь Подберезовиков, думая про себя: «Эх, черт, говорила мне мама — не перечь никогда царю. Уж лучше б семеновцев послали… Эх, черт!»

На следующий же день карета князя Подберезовикова выехала из Санкт-Петербурга в сторону Козлодоевска.