Григорий Щирин - Прогулки с курицей и без

В бабушкиной комнате стоял огромный, резного дуба буфет до потолка, а потолки в 30-х были 3,5 метра. Буфет этот они с мужем то ли купили, то ли им подарили на свадьбу в 1914 году. На левой и правой дверцах верхней части этого гиганта были два одинаковых, но зеркальных по отношению друг к другу натюрморта, выполненные резьбой по цельному куску дерева. Натюрморты изображали увесистый по виду набор диковинных фруктов, из которых я знал только яблоки и виноград. Мне, малышу, было ужасно интересно, вскарабкавшись на стул, трогать полированный горельеф под бабушкины объяснения. «А это, Гришенька, ананас» – «А что такое ананас?» – «Это, Гришенька (бабушке ужасно нравилось звучание этого имени, и она повторяла его при каждом удобном случае), такая сладкая шишка» – «Сладких шишек не бывает», – возражал я.

Вот вспомнил этот момент, и пришла в голову мысль: а смог бы я сегодня объяснить ребенку инопланетянину, что такое ананас. Растолковать мне, что такое киви и карамбола (так, как выяснилось, в России называли star fruit ), бабушке так и не удалось. Я их увидел и попробовал только спустя 40 лет, уже здесь в Америке.

Внутри буфета было тоже немало интересного – такого, чего не было в нашем доме, где мы – мама, папа, Нана и я – жили с дедушкой Илюшей и бабушкой Соней. Вернее, наоборот – это мамины родители жили с нами, потому что «наша» трехкомнатная квартира была получена дедушкой Илюшей. Мамины родители, как мама порой язвительно выражалась, были «не из графьев», но буфет в их доме тоже имелся, хотя он был поменьше и попроще, чем у бабушки Жени. Бабушка Соня меня тоже очень любила, но Гришей не называла. В молодости в местечке под Черниговым она ананасы и карамболу, скорее всего, тоже не ела… Зато за ее буфетом стоял комод, а на комоде – трехлитровые банки с вареньями, орехами, миндалем. Детьми мы с сестрой, чего греха таить, частенько поклевывали то из одной банки, то из другой.

Но это в будние дни, а на выходные, оставаясь с ночевкой у бабы Жени, я продолжал знакомиться с остатками «былой роскоши», потому что большая часть всего этого (в основном серебряного) была или украдена, или продана во время войны. И на очередной вопрос «А что это?» бабушка терпеливо объясняла: «Это, Гришенька, такая вилочка для устриц». Узнав, что на свете есть устрицы, я продолжал рыться в ящиках. «А это такая ложечка для черной икры». Черную икру в Баку во времена моего детства носили по дворам, и стоила она не дороже масла. «А разве икру не на хлеб надо мазать?» – удивлялся я, основываясь на собственном опыте. «Нет, Гришенька, это очень неприлично. Только ложечкой, у меня где-то даже и розеточка есть».

Рядом с буфетом стоял низкий столик с двумя сильно потертыми креслами. Столик раскладывался вдвое, обнаруживая зеленое облезлое сукно. Он носил гордое имя «ломберный». От бабы Женя я узнал историю происхождения этого названия – от старинной испанской игры – и что такой столик был чуть ли не обязательным атрибутом любого дома. Но я, кроме как у бабушки, никогда ни у кого такого не видал. Однако всезнающий интернет подсказал, что действительно ломберные столики были в моде в 19-м веке, и что якобы Пушкин писал свою «Пиковую даму» за таким столиком. Похоже, они снова входят в моду. Недавно на каком-то российском сайте увидел рекламу: « Столик ломберный. Позволяет подчеркнуть высокий статус и продемонстрировать безупречный вкус своего владельца».

Можно еще рассказывать и рассказывать об интересных вещах у бабы Жени. Это было какой-то машиной времени, уносящей в далекое прошлое и материализующей то, о чем читал много позже…Некоторые вещи нам все же удалось привести с собой в Америку. Вот и сейчас помешиваю кофе в чашке ложечкой с вензелем Е. Щ. Красиво!

А столик и буфет ушли из жизни вместе с бабушкой. После ее смерти полагалось освободить комнату и сдать ключ управдому. Столик с креслами мы с папой снесли с четвертого этажа и выбросили, такая же судьба постигла и буфет резного дуба. Еще пришлось заплатить двум алкашам за помощь – его разборку и вынос.

Сейчас это видится печальным не только потому, что память детства, и не столько потому, что, расставаясь со всем этим, ни у меня, ни у папы не было ни капли сожаления (родители как раз в это время по случаю купили гэдээровский сервант и были счастливы), а еще и потому, что, забредя как-то на Манхеттене в антикварный магазин, мы с сестрой увидели явно очень близкого родственника бабушкиного буфета. Буфет был тоже резного дуба, с очень похожим горельефом экзотических фруктов, ставших уже такими знакомыми и реальными, и с табличкой, на которой была абсолютно нереальная шестизначная цифра в долларах.

Одним из увлечений моего детства было собирание почтовых марок. Во-первых, модно, во-вторых – это было, пожалуй, единственным ненаказуемым способом прикоснуться к чему-то напечатанному за границей. Интересно сравнить давно не слышанное русское «за границей, за рубежом» с американским abroad – широкое пространство.

Так вот, узнав о моих филателистических увлечениях, бабушка Женя предложила мне снять с какой-то старой открытки американскую марку. Этих открыток у бабушки оказалось много – так у меня в обменном фонде появились марки с портретом Джорджа Вашингтона стоимостью 2 цента. Тогда я и узнал, что эти открытки мой дедушка посылал моей бабушке и моему семилетнему папе в 1924 году во время своей 145-дневной командировки в Америку. Бабушка уверяла, что он посылал ей по открытке в день, но мне кажется, что она преувеличивала. Время шло, ушла бабушка, и с ней ушли навсегда буфет, ломберный столик, 40 томов энциклопедии Брокгауза и Ефрона и главное – память об этой поездке, но осталась пара серебряных ложек и 92 цветные открытки, которые удивительным образом вместе со мной вернулись обратно в Америку. О них я и хочу рассказать.

На скромной могиле моего дедушки Гриши в Баку стоит гордое: «инженер-механик». По-видимому, инженеров, получивших два высших образования, в начале прошлого века было немного. У меня есть фото 1926 года: шофер везет дедушку на работу на государственном автомобиле.

Как дедушка попал в Америку, я выяснил совсем недавно. Хотя Америка признала Советскую Россию только в 1933 году, но нефть есть нефть, и сотрудничество между американскими и советскими нефтяниками началось намного раньше. История российской нефти, а начиналась она с бакинской, очень познавательна. Могу порекомендовать книгу Oil of Russia , написанную выдающимся бакинцем Вагитом Алекперовым, миллиардером, одним из десяти богатейших людей России, президентом и совладельцем компании «Лукойл». Там есть немало интересных фактов и историй, и мне тоже придется сделать небольшой экскурс в историю, прежде чем мы вернемся к открыткам.