Владимир Сметанин - Голубая моль

– Ну и вот, – продолжал Егор Егорович, – думаю, посмотреть, сходить, что ли. Что это за эффективный такой менеджер? Так сказать, засвидетельствовать своё почтение коллеге. Мы в свое время тоже в передовиках были, а ферма закрылась. Ну и вот, пока собирался, встретил старую доярку – ну, при мне-то она молодая была. Наталья Иванова. Поздоровались, то-сё, поговорили про житьё-бытьё. Она до пенсии еще не доросла, работает там.

– Слышу, у вас эффективный менеджер? – спрашиваю.

– И-и, не говори, Егорыч: я ведь уже по второму заходу на нашей ферме. Ну, теперь-то не на нашей.

– Как это – по второму заходу?

– Так он же набрал сперва лучших из доярок, и кто чуть помоложе – совсем-то молодые, новые на такую работу не идут. Лучше впроголодь дома сидеть будут. Потому что нагрузка в два раза стала больше – прежнюю нашу численность вдвое «оптимизировали». Ну вот, через две недели всех уволил, не сразу – поочередно. Меня – последнюю.

– А чего ему не так было?

–Опоздал на пять минут – штрафные очки, недочистил чуть-чуть где-то – опять; пятое-десятое… Короче, за неделю все штрафниками стали. Тут нужны роботы. Некоторые сами уволились. Набрал он новых. Да сильно брать-то неоткуда, и вот снова позвал меня. Но, чувствую, скоро опять попросит. С фермы. Да пошёл он, знаешь куда?

– А как же. Вы и меня, бывало, туда посылали…

– И-и, сравнил! Тогда золотое было времечко. Сказка!

– И что думают делать, хозяин, например? Этот менеджер-то – он ведь тоже наемный, не голова.

– Слышала, условие хозяину поставил: или выписываем работников и оборудование из Кореи, или же он говорит Коковищенской ферме «До свидания». Но зарплата должна быть не меньше 150 тысяч и соответственные жилищные условия. Мы получаем 30 тысяч, ну а жилищные – ты и сам в курсе. Смехота! Он, когда ферму принимал, спросил у нас про зарплату.

– 25 тысяч было – говорим.

– За неделю? – спрашивает.

–Какой за неделю – за месяц!

Он соображал-соображал:

–А-а, догадался! Это пособие, компенсация за ужасные условия труда! У нас тоже иногда делают компенсацию, если есть какой-то… как это? – некомфорт. Но я бы еще хотел знать, какая у вас зарплата?

– 25 тысяч, – говорим. – Да хоть у хозяина спросите.

– Да спрашивал, – отвечает. И сложил ладони, глаза – к небу, но ничего больше не сказал.

Егор Егорович выпил стопку, махнул рукой:

–Вот такие пироги, менеджеры, то есть.

– А и у нас такие наросли моментально, как грибы после дождя. Чисто овчарки. Каких еще корейских менеджеров надо искать? – вставила Мария Васильевна.

– Так управитель-то думает: ага, сейчас выпишу эффективного… тьфу ты, пропасть! – и все пойдет как по маслу. Ага, щас! Это я помню, в старые времена: неурожайный год был, кормов в совхозе мало заготовили. Началась на ферме голодовка, даже был падеж. И на других фермах тоже. Понаехало начальство, – райком, райисполком; давай разбираться. Говорим «надо бы где-то на дальней стороне сена занять, централизованно, в организованном порядке». Нет, им кланяться не с руки. Типа, занять-то просто, так и дурак сможет. Вы попробуйте без заема! И пригласили они профессора из сельхозакадемии. Дескать, вот вам, мотайте на ус! Профессор приехал, походил по фермам, посмотрел: – Кормить, говорит, надо! – и уехал. Потеха! Так и тут.

– И что потом? – спросил Андрей, выпивая, по примеру хозяина.

– А что потом? Пришлось договариваться аж в Казахстане и оттуда солому и сено везти. Иначе бы всю скотину прирезать пришлось. Хорошо, Казахстан был не заграница.

– Невезучая какая-то ваша ферма стала, – заметила Мария Васильевна, – и ресторан из нее не получился, и образцовое капиталистическое производство. Хотя, если бы, например, Наталье платили 150 тысяч…

– Вот именно.

Моль задремала и застолье стало сворачиваться. Смеркалось.

***

«Хорошо иметь домик в деревне!» – бурчал Сергей, выволакивая из ограды копну снега, погруженную на старый капот от «Нивы». – И когда кончится этот снег, эта зима?

Приподняв капот за край, он с трудом опрокинул поклажу к другим грудам, уже доставленным за ворота в процессе очистки, и двинулся за новой партией груза.

– Васька, ты поменьше грузи, снег какой-то сырой, тяжелый, – дал он наставление брату, орудовавшему большой снеговой лопатой.

Эта их повинность особенно доставала после затяжных снегопадов или метели: двор был обширный и иногда приходилось возиться с его очисткой по полдня, а то и больше. Конечно, в критических случаях подключался отец, но это было уже как бы поражение их с Васькой. Раньше такую работу делал Влас – он здоровый. Но теперь далеко. Эх!

Сергей вытер пот со лба, отдыхая, пока нагружалась повозка.

– Хорошо, что от коров отделались, – словно угадав мысли брата, сказал Василий, окончивший погрузку.

– Да уж.

С коровами в последнее время была одна морока: мало того, что надо было косить, сушить и завозить сено, чистить навоз и гонять скотину на реку, где поить ее из проруби – совсем невозможной стала пастьба. В пастухи никто не шёл, потому что плату за пастьбу собрать со всех было куда как трудно, даже и нереально. В конце концов скотина настолько распустилась, что потеряла всякое представление о дисциплине. Ни грозные окрики, ни хлестание кнутом не помогали: парнокопытные при малейшей возможности устремлялись на посевы, предпочитая злаки, а когда урожай был убран, бродили по стерне, поедая зазевавшихся мышей, или по помойкам, которых имелось в достатке. Содержать скотину без выгона не представлялось возможным: слишком много потребовалось бы кормов.

– Все, хватит! – решил однажды Егор Егорович, когда одна из двух коров едва не издохла, объевшись чего-то на свалке. – Чем пить такое помоечное молоко, лучше совсем не пить!

– А как же дети, Дашутка особенно? – пробовала было возразить Мария Васильевна.

– Будем покупать, теперь-то с этим нет проблемы. Чай, капитализм.

– Так покупное-то молоко всё равно хуже своего. Откуда ты знаешь, из чего оно?

– Не знаю, и это хорошо, потому что своё, я знаю – с помойки. А там всё-таки пастеризованное, да ещё исправленное. А с коровами мы замучимся штрафы платить за потраву. Себе дороже выйдет.

И вопрос был решен. Правда, Дарья, в первый раз попробовавшая магазинского молока, сказала «кака» и пить его наотрез отказалась. Но путем уговоров, добавления в продукт сахара и мёда, а также обещаний после каждого приёма молока покатать её на машине, старшие добились более терпимого отношения дочки к нему. Теперь из живности в хозяйстве остались только куры да пчелы. Тоже, конечно, не подарок, особенно первые. Эти потомки динозавров унаследовали от птеродактилей их скверный характер, наглость и безграничную прожорливость. Но мать, курировавшая эту отрасль, как-то с ними ладила.