Николай Лейкин - В гостях у турок. Юмористическое описание путешествия супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых через славянские земли в Константинополь

– Самова древнего желетка от самого древнего сербский царь! От девятой столетий! Купите, ваше превосходительство!

– Ничего нам не надо! Ничего. Пропустите, пожалуйста! – оттолкнул его тот, проходя в коридор гостиницы, но еврей бежал за ним сзади, совал Глафире Семеновне в руки кинжал в бархатных ножнах и предлагал:

– Купите, мадам, супругу для кабинет! Дамаскова сталь ятаган от янычар. Янычарскова кинжал – и всего только сорок динаров бумажками.

– Зачем нам такая дрянь? Этой дряни у нас и в Петербурге на толкучке много, – сказала Глафира Семеновна, сторонясь от еврея, и вошла в отворенную мужем дверь своего номера. – Вот неотвязный-то! Сюда прилез, – прибавила она.

А еврей кричал из-за двери:

– Таково янычарсково кинжал в Петербурге на толкучке? Пхе… Приедут господа англичане – мне сто динаров дадут, но я хотел услужить для хорошего русского соотечественник. Мадам! Хотите самова лучшего турчанский головной убор?

Супруги ничего не отвечали, и еврей умолк.

– Как он мог узнать, где мы остановились? – удивился Николай Иванович. – Ведь мы не говорили ему своего адреса.

– А у извозчика. Помнишь, он вышел нас провожать на улицу и стал что-то по-сербски расспрашивать извозчика, – догадалась Глафира Семеновна. – Ну, надо укладываться, – сказала она, снимая с себя пальто и шляпку. – И для кого я наряжалась сегодня, спрашивается? Кто меня видел? Нет, я от братьев-славян уезжаю с радостью. Совсем я разочарована в них. Ни сами они не интересны, и ничего интересного у них нет.

– А вот болгары, может быть, будут интереснее сербов. Ведь в сущности настоящие-то нам братья те, а не эти. Эти больше как-то к немцам льнут. Почти все они знают немецкий язык, мебель и постели у них на венский немецкий манер, – указал Николай Иванович на обстановку в комнате. – И даже давешний самый лучший их ресторан немецкий. Ведь белобрысый-то давешний буфетчик, что за стойкой стоял, немец. Нет, я уверен, что болгары будут совсем на другой покрой.

– Ну, прощай Белград!

Глафира Семеновна сняла с себя шелковое платье и принялась его укладывать в дорожный сундук. Николай Иванович, помня наставление звонить три раза, чтобы вызвать кельнера и потребовать от него счет, позвонил три раза, но явилась косматая «собарица».

– А где же кельнер ваш? Я три раза звонил, – спросил он. – Ну, да все равно. Счет нам, умница, мы уезжаем часа через два.

«Собарица» таращила глаза и не понимала.

– Счет, счет… – повторил Николай Иванович, показывая на ладони, как пишут. – Счет за соба [34] Комната (серб.). , за еду, за чай, за кофе… Поняла?

– А! Мастило и перо! Добре, господине, – кивнула она, убегая за дверь, и через минуту явилась с чернильницей и пером.

– Да разве я у тебя это спрашивал? Ступай вон! – крикнул Николай Иванович на «собарицу» и отправился вниз к швейцару за счетом.

Через несколько времени он явился, потрясая листиком бумажки.

– Рачун – вот как счет называется по-сербски, – проговорил он, показывая жене. – Вот тут напечатано.

– Ну что, сильно ограбили? – спросила жена.

– Нет, ничего. За свечи и лампу два динара поставили, за вчерашнюю еду и чай восемь динаров, а за прислугу и постели ничего не поставили.

– Еще бы за эдакую прислугу да что-нибудь ставить!

– Но зато за отопление целый динар поставлен.

– Как за отопление? Мы даже и не топили.

– А давеча утром-то малец в опанках связку дров притащил – вот за это и поставлено. «Ложенье» по-ихнему. Тут в счете по-сербски и по-немецки. «Хицунг – ложенье». Ну да черт с ними! Только бы поскорее выбраться отсюда. Я через час заказал карету, поедем на железную дорогу пораньше и поужинаем там в буфете. Авось хоть в железнодорожном-то буфете нас получше покормят!

Поезд, отправляющийся в Софию и Константинополь, приходил в Белград в девять часов с половиной, а супруги в семь часов уезжали уж на железную дорогу. Вытаскивать в карету их багаж явился весь штат гостиничной прислуги, и, что удивительно, даже тот «кельнер», которого Николай Иванович не мог к себе дозвониться, суетился на этот раз больше всех. Он оттолкнул «собарицу» от Глафиры Семеновны, стал ей надевать калоши, вырвал из рук у Николая Ивановича трость и зонтик и потащил их с лестницы. Карета была что вчера и сегодня днем, на козлах сидел тот же длинноусый возница в бараньей шапке. Прислуга от усердия буквально впихивала супругов в карету. Наконец, все протянули руки пригоршнями и стали просить бакшиш. Виднелись с протянутыми руками лица, совершенно незнакомые супругам. Николай Иванович, наменявший уже в дорогу никелевых монеток по десяти пара, стал раздавать по три, четыре монетки в руку, а швейцару сунул динар, за что тот наградил его превосходительством, сказав:

– Захвалюем, екселенц!

– Гайда! – крикнул вознице кельнер, когда раздача кончилась, и лошади помчались.

Карета ехала по знакомым со вчерашнего дня улицам. Было всего только семь часов, а уж магазины и лавки были все заперты. В окнах обывательских домов была почти повсюду темнота, и только открытые кафаны [35] Кофейни (серб.). светились огнями.

Вот и станция железной дороги. Карета остановилась. Дверцу ее отворили, и перед супругами предстал носатый полицейский войник, сопровождавший их вчера на козлах от станции до гостиницы.

– Помози Бог! – приветствовал он их улыбаясь и протянул в карету руки за багажом.

Полицейский войник перетащил весь ручной багаж супругов Ивановых из кареты, и супруги в ожидании поезда расположились в станционном буфете за одним из столиков. Помещение буфета было очень приличное, на европейский манер, отделанное по стенам резным дубом. На стойке были выставлены закуски, состоявшие из консервов в жестянках, сыр, ветчина; но в горячих блюдах, когда супруги захотели поужинать, оказался тот же недостаток, что и вчера в гостинице престолонаследника. Кельнер в горохового цвета пиджаке и в гарусном шарфе на шее представил карту с длиннейшим перечнем кушаний, но из горячего можно было получить только овечье мясо с рисом да сосиски, чем и пришлось воспользоваться. Овечье мясо, впрочем, было свежеизжаренное и в меру приправлено чесноком.

Железнодорожный буфет был почти пуст, пока супруги ужинали. Только за одним еще столиком сидели два бородача и усач и пили пиво. Усач был хозяин буфета. Он оказался сносно говорящим по-русски и, когда супруги Ивановы поужинали, подошел к ним и справился, куда они едут.

– Ах, вы говорите по-русски? – обрадовался Николай Иванович. – В Софию, в Софию мы едем. Посмотрели сербов, а вот теперь едем болгар посмотреть.

– Если вы едете до Софья, – сказал буфетчик, – то на статион вы никакой кушанья не получите, а потому молимо взять с собой что-нибудь из моего буфет.