Уильям Теккерей - Кольцо и роза, или История принца Обалду и принца Перекориля

— Ой-ой! Ох!.. — только и вырвалось у него, и он онемел.

Он и в самом деле превратился в металл. В медь. Он был теперь всего-навсего дверным молотком. Отныне он всегда оставался на двери, он висел здесь жаркими летними днями и накалялся почти докрасна, висел студеными зимними ночами, и его медный нос обрастал сосульками. Почтальон приходил и стучал им об дверь, а какой-нибудь паршивый мальчишка-рассыльный швырял его что было силы.

В тот вечер его господа (они были тогда еще принцем и принцессой) возвратились с прогулки домой, и его высочество сказал жене:

— Вот так так, душечка, вы велели прибить у нас новый дверной молоток? Ей-богу, он чем-то напоминает нашего привратника! А что сталось с этим лоботрясом и пьяницей?

Служанка приходила и натирала ему нос наждачной бумагой; а однажды, в ту ночь, когда родилась маленькая сестричка принцессы Анжелики, его обмотали старой лайковой перчаткой. В другой раз, тоже ночью, какой-то юный проказник попробовал свинтить его отверткой и причинил ему адские муки. А потом хозяйке взбрело в голову перекрасить дверь, и когда его красили в цвет зеленого горошка, маляры замазали ему рот и глаза, так что он чуть было не задохся. Можете мне поверить, у него теперь было достаточно времени пожалеть о том, что он был груб с Черной Палочкой!

Что до его половины, та о нем не скучала; и поскольку раньше он вечно пьянствовал по кабакам и, как все знали, не ладил с женой да и купцам задолжал немало, пошли слухи, будто он сбежал куда-то подальше, в Австралию или Америку. А когда принц с принцессой соизволили стать монархами, они покинули старый дом и забыли думать о пропавшем привратнике.

Однажды, еще совсем крошкой, принцесса Анжелика гуляла в дворцовом саду со своей гувернанткой миссис Спускунет, которая несла над ней зонтик, чтобы уберечь ее нежные щечки от веснушек, а у самой малютки была в руках сдобная булочка, и шли они кормить лебедей и уток в дворцовом пруду.

Не успели они дойти до пруда, как вдруг, глядь, навстречу им семенит пресмешная девчушка. Ее круглое личико овивали пышные кудри, и по всему было видно, что ее давно уже не умывали и не причесывали. На плечах ее болтался обрывок плаща, и только одна ножка была обута в туфельку.

— Кто тебя сюда впустил, негодница? — спросила Спускунет.

— Дай булку, — проговорила девочка. — Я голодная.

— Что значит «голодная»? — спросила принцесса, но отдала пришелице булку.

— Ну до чего вы добры и великодушны, принцесса! — воскликнула Спускунет. — Сущий ангел! Глядите, ваши величества, — обратилась она к королевской чете, как раз вышедшей в сад в сопровождении своего племянника, принца Перекориля, — до чего же добра наша принцессочка! Повстречала в саду эту замарашку — в толк не возьму, откуда она взялась и отчего караульные не застрелили ее у ворот! — и отдала ей, наша распрекрасная душечка, всю свою булочку.

— А я ее не хотела, — отозвалась Анжелика.

— Все равно вы наш маленький ангелочек! — пела гувернантка.

— Я знаю, — отвечала Анжелика. — А как по-твоему, замарашка, я очень хорошенькая? — Она и впрямь была очень мила в своем нарядном платьице и шляпке, из-под которой спускались тщательно завитые локоны.

— Очень хорошенькая!.. Очень! — сказала малютка; она прыгала, смеялась, плясала и тем делом уплетала булочку.

Не успев покончить с булкой, она запела: — Что за вкусная еда! Будет пусть она всегда!.. Тут король с королевой, принц и принцесса покатились со смеху — так смешно она пела и выговаривала слова.

— Я пляшу и распеваю, много фокусов я знаю!.. — объявила крошка.

И она подбежала к клумбе, сорвала несколько нарциссов и веточек рододендрона, сплела из них и других цветов себе венок и пустилась плясать перед королем и королевой, да так мило и потешно, что все пришли в восторг.

— Кто была твоя мама и из какой ты семьи, детка? — осведомилась королева.

Девочка ответила:

— Братик львенок, львица мать, раз, два, три, четыре, пять! — И она принялась скакать на одной ножке, чем очень всех позабавила.

Тут Анжелика сказала матери:

— Мой попугайчик вчера упорхнул из клетки, а другие игрушки мне надоели. Эта смешная замарашка меня позабавит. Я возьму ее домой и наряжу в какое-нибудь свое старое платье.

— Ну до чего же щедра!.. — вскричала Спускунет.

— В то, которое я столько носила, что оно мне опротивело, — продолжала Анжелика. — Она будет моей служанкой. Пойдешь к нам жить, замарашка?

Девочка захлопала в ладоши и вскричала:

— О, конечно! В вашем доме буду жить, сладко есть и сладко пить, в новом платьице ходить!..

И все опять рассмеялись и взяли девочку во дворец; и когда ее умыли, причесали и нарядили в одно из подаренных принцессой платьиц, она сделалась почти такой же хорошенькой, как сама Анжелика. Разумеется, Анжелике это и в голову не приходило, — принцесса была уверена, что никто на свете не может сравниться с ней умом, красотой и благородством души. А чтобы пришелица не возгордилась, не зазналась, миссис Спускунет подобрала ее изодранный плащик и туфельку и спрятала в стеклянный ларец вместе с запиской, на которой стояло: «В этом рубище была найдена малютка Бетсинда, когда ее высочество, принцесса Анжелика, в своей великой доброте и редком благородстве подобрала эту нищенку». На записке она поставила число и все заперла в ларец.

Какое-то время Бетсинда была любимицей принцессы, плясала и пела для своей госпожи и сочиняла ей на забаву всякие стишки. Но скоро принцессе подарили обезьянку, потом щенка, потом куклу, и она забыла про Бетсинду, и та стала очень грустна и печальна и не пела больше своих смешных песенок, ибо некому было их слушать. А когда она подросла, ее сделали камеристкой принцессы; и хотя ей не платили жалованья, она шила и чинила, закручивала в папильотки Анжеликины волосы, не роптала, когда ее бранили, всегда старалась угодить хозяйке, вставала с петухами, а укладывалась за полночь, прибегала по первому зову, — словом, была образцовой служанкой.

Когда обе девочки подросли и принцесса начала выезжать, Бетсинда часами наряжала ее и причесывала, не жалуясь на усталость; она подновляла ее платья не хуже заправской портнихи и исполняла сотни других дел. Пока принцессу обучали наукам, Бетсинда обычно сидела тут же и узнавала много полезного: уж она-то, не в пример хозяйке, слушала со вниманием и ловила каждое слово ученых наставников, тогда как Анжелика все только зевала и думала про балы. Когда приходил учитель танцев, Бетсинда была госпоже за партнера; когда приходил учитель музыки, наблюдала за каждым его движением и разучивала заданные принцессе пиесы, пока та веселилась в гостях или на балу; когда приходил учитель рисования, служанка жадно ловила его советы; то же было и с французским, итальянским и прочими языками, — она научилась им у учителя, что приходил давать уроки ее госпоже. Если принцесса вечером куда-нибудь уезжала, она обычно говорила: