Виктор Суворов - Золотой эшелон

Не понял Хардинг, что же это вдруг объединило их, какой такой новый политический лозунг или, быть может, имя нового лидера?

— Ы…а, ы…а, ы…а, ы…а! — ревела толпа, и было в этом реве что-то первобытное, исконное, как голос самой природы, заглушающий в человеке все иные желания, растворяющее в себе все разграничения, национальные ли, сословные ли, все те наслоения, созданные веками цивилизации, что считаем мы уже неистребимыми в нашем человеческом общежитии.

— Ы…а! Ы…а! — Припавши ухом к самому динамику, пытался Хардинг уловить, что же все-таки они скандируют в столь единодушном порыве. И вдруг понял:

Мыла! Мыла! Мыла!

Поль Росс принадлежал к числу тех людей, у которых лицо не соответствует телу. Его тело было телом атлета: широченная грудь, мощные плечи, сильные руки с длинными, удивительно элегантными пальцами, осиная талия, пусть и начавшая чуть полнеть, и стройные ноги — чуть-чуть кривоватые, но зато придававшие его походке этакий ковбойский оттенок. К такой фигуре подошла бы крепкая голова, мужественное лицо с косматыми бровями и горящими темными глазами. Увы, его маленькая, похожая на еловую шишку голова, сидела на хрупкой шейке, а лунообразное лицо казалось неспособным выражать ничего, кроме легкого замешательства. Люди, склонные переоценивать значение наследственности, без сомнения сказали бы, что тело свое он унаследовал от русских дедушки с бабушкой, а лицо — от мамы, происходившей из штата Айова. В этом сплаве были ясно различимы черты отцовской и материнской линий. Эти две ветви фамильного древа были заметны не только в физическом, но и в психологическом складе Поля. Еще когда он учился в школе в Чикаго, он, несмотря на протесты отца, начал изучать русский язык. Его папа, превративший фамилию Ростовский в американизированного Росса, не хотел, чтобы кто-нибудь догадался, что его родители бежали от Великой Октябрьской революции. Русский давался Полю легко, он без труда запоминал длинные романтические отрывки из произведений Пушкина и Гоголя, а также и народные русские песни, — это последнее обстоятельство придавало ему популярности на университетских вечеринках. Но далее этого его любовь к России не простиралась. Его не привлекали ни блины с икрой (да его родители и не могли себе позволить такой роскоши), не тянуло его и посетить Ленинград — город, где родились его предки. Странным образом его не интересовала и русская история — если не считать отрывочных знаний, которые он почерпнул, читая русскую классику. Казалось, он чувствовал, что у него были какие-то обязательства по отношению к своим славянским предкам, но он оплатил их, изучив русский язык.

Что же касается всего остального, Поль был олицетворением практичного американца. За невыразительными чертами его лица скрывался вполне думающий человек. Кроме того, он убедительно доказывал, что работоспособность и хороший характер куда важнее в жизни, чем избыток серого вещества. Он небезуспешно окончил Иллинойский университет, а затем, полностью отвечая желаниям своего отца, продолжил обучение в Уортонской школе бизнеса. Он научился разбираться в рыночной экономике, освоил основы руководства сотрудниками, и занял место своего отца у руля инженерной фирмы в Чикаго. Тихий и упорный Поль работал не покладая рук, и через пятнадцать лет на Среднем Западе США возникла целая цепь крайне успешных конструкторских бюро.

К началу 90-х годов Поль, состоятельный холостяк, начал серьезно подумывать о женитьбе, о необходимости продолжить семейное дело. Ему было уже под сорок, и он приближался к тому периоду своей жизни, когда человек, начиная спрашивать себя: «И в этом заключается вся жизнь?» — не может без страха ответить себе ни «да», ни «нет». В таком настроении, в апреле 1991 года, Поль отмечал со своими однокашниками двадцатилетие окончания университета. Было уже поздно, и за его столиком сидел его давнишний приятель — Джонатан Вильям Хардинг II — или просто Вилли, как его называли бывшие студенты. Коллеги же его по Министерству иностранных дел называли его уважительно Джей — Дабл Ю, как это принято в Соединенных Штатах. В свое время, в университете, Хардинг был одним из самых популярных студентов — его отец был весьма известным адвокатом в городе Каир, неподалеку от Сан-Луи. Популярность сына покоилась на том факте, что он не испытывал недостатка в карманных деньгах, водил длинную и блестящую машину, и блестяще же умел соблазнять городских девочек. Помимо того, он еще и великолепно играл в теннис.

Деньги у Хардингов были, но, как они постоянно напоминали своему сыну, деньги эти не свалились с неба. Богатство пришло к ним потому, что они относились ко всем благожелательно, старались делать приятное, а в деловых отношениях пытались предугадать шаги конкурентов. Социальный статус как таковой их не привлекал — им нужны были деньги, которые автоматически вызывали к себе уважение окружающих. Успех в адвокатской практике, согласно Хардингу-отцу, измерялся не числом случаев, которые он выиграл в Верховном суде, а числом выигранных случаев. А поскольку трудиться, защищая богатого клиента, приходилось столько же, сколько и при защите бедного, — вывод был ясен. Это отношение к жизни, не претерпевшее сколь-нибудь заметных изменений, унаследовал и Хардинг-сын. Он вырос в атмосфере конкуренции, и старался всегда победить. В школе он был отличником, несмотря на свои более чем скромные способности, потому что всегда точно знал, что от него ожидают, угадывал, какие вопросы будут в экзаменационном билете, и был, в общем, отличным парнем.

Популярен он был не только в школе — но и в церкви, в загородном клубе… и среди девочек. Он первый из всех своих школьных приятелей потерял невинность — ему было всего двенадцать. Это гигантское достижение автоматически превратило его в глазах мальчишек в героя, девочки же видели в нем нечто опасное и таинственное. Достижение это, впрочем, не было плодом непосредственного чувства. Это был результат типичного для Хардингов расчета. Вилли вычислил, что у хорошеньких девочек успеха он не добьется — их всегда привлекали старшие мальчики. Поэтому он обратил свое внимание на уродливых, в особенности тех, кто был на пару лет старше его. Ему не нужна кинозвезда, говаривал он своим приятелям, ему нужно просто трахнуться. С присущей всем Хардингам деловой хваткой Вилли рассчитал, что девочкам нужна любовь, иначе они в койку не прыгнут. Его признаниям в любви, поэтому, скорее всего поверит девица, ничего подобного раньше не слышавшая. На основе этого расчета он и обратил свое внимание на прыщавую толстуху — и его расчет оказался верным. Этот первый успех как бы заложил краеугольный камень в здание его дальнейших достижений на сексуальной почве в Иллинойском университете.