Виктор Суворов - Золотой эшелон

— Дела такие: приказали мне возглавить особый батальон и выполнить ответственную правительственную задачу.

Драч промолчал, намек рикошетом от его ушей отскочил. Тогда Зубров подступил ближе с предложением.

— Нужен мне в батальон толковый хозяйственный мужик на должность моего заместителя по тылу. Нужен мне такой, которого я бы долго знал и полностью доверял. Не знаешь ли кого, кто на должность сгодился бы?

Долго думал Драч, потом пожал плечами: нет, такого кандидата он не знает. Понимал Зубров, что ни уговорами, ни обещаниями тут не возьмешь. Можно, конечно, приказать… Но это была не та ситуация.

— Ладно, капитан. Я понимаю. Служба тебя не баловала и надоела давно. Насиловать не буду. Иди.

Встал капитан Драч, щелкнул каблуками и вышел…

— Стой, — кричит Зубров. — Стой. Мы ж с тобой не попрощались. Ты тут останешься, а меня черти понесут неизвестно куда. Не знаю, встретимся ли еще. Давай, Ваня, обнимемся. Вот так. Мы ж с тобой сколько вместе протопали. Помнишь, Ваня, как мы с тобой президентский дворец на штык взяли?

— Помню, товарищ полковник.

— Ты, да я, да группа спецназа.

— А ведь и вправду без выстрелов обошлось. Взяли на штык.

— Историю с тобой, Ваня творили, правда, она, зараза, имен наших не упомнила.

— Мы свое сделали и на историю не в обиде. Может, и хорошо, что история наших имен не упомнила, — дело-то не совсем чистым было.

— Не совсем, Ваня, не совсем. Ну, прощай, пора мне.

— Снова историю творить, товарищ полковник?

— Не знаю, может быть. Надеюсь, на этот раз история будет не такой грязной.

— Товарищ полковник, ну так возьмите меня с собой.

— Заместителем по тылу?

— Именно так.

— По рукам, Ваня?

— По рукам, товарищ полковник!

— Ну вот. Теперь нас в особом батальоне спецназа двое стало.

— Где остальных брать будем?

— Не знаю пока. В нашей бригаде спецназа более тысячи головорезов. Есть молодые совсем. Не особенно опытны, но совершенно послушны. Есть середнячки — опытны и послушны, и есть дембеля — очень опытны и совершенно непослушны.

— Возьмем дембелей, товарищ полковник.

— Риск.

— Рискнем.

«Дембель неизбежен, как крушение капитализма!» — вывела на стене 13-й роты чья-то дерзкая рука древний, но не столь бесспорный по нынешним временам лозунг.

7-я бригада спецназа в своем составе имела пять рот с названиями, но без номеров и двенадцать рот (объединенных в четыре батальона) с номерами, но без названий. В периоды демобилизации появлялась временно еще одна номерная рота — 13-я. В нее со всей бригады собирали солдат и сержантов, уже почти отслуживших свое, дабы видом своим, словами и деяниями не портили общего фона. По количеству личного состава 13-я была больше любого батальона, но как боевая сила представляла собою ноль и даже величину отрицательную. Как только появлялась в бригаде 13-я рота, то управлять бригадой становилось куда труднее. 13-я рота оказывала влияние на все остальные роты и батальоны точно такое же, как Чернобыльская атомная электростанция на окружающую среду. Держали дембелей в 13-й последние дни перед приказом министра обороны. А вот после разгона их по домам, преображалась 13-я рота. Принимала она в свои стены человек триста новобранцев и честно выжимала из них пот, кровь и слезы. И гремели песни боевые под ее сводами, и трепетала земля под грохотом ее кованых сапог, и сияли сортиры, зубными щетками первогодок вычищенные. Стреляли новобрашки первый раз из своего оружия, приводили их к присяге на верность отечеству, распределяли по боевым подразделениям, и 13-я рота временно исчезала до того момента, пока не приходила пора вновь собирать со всей бригады почти отслуживших и изолировать их от остальных.

Время такое приспело, и 13-я рота вновь наполнилась шумом трехсот парней, убивающих время в ожидании неизбежного и теперь уже столь близкого дембеля. И писали они лозунги предерзкие. Те самые лозунги, которые когда-то будучи первогодками, стирали со стен после ухода предыдущих поколений.

Совсем небезопасно ходить под окнами 13-й роты. Из окон той казармы пустые водочные бутылки так и вылетают, причем имеют обыкновение вылетать в тот самый момент и в том направлении, в котором появляется неосторожный путник. Обнесена 13-я рота проволоками колючими и охраняется вооруженным караулом. Жаль только, проволоку регулярно режут, а вооруженный караул под напором дембелей часто отходит подальше от греха, отдавая дембелям их святое право общаться с внешним миром. И звенят песни матерные из тех окон, и баб туда таскают на всю ночь, да и на весь день, и выходят из 13-й роты ночами добры молодцы схватиться в кулачном бою со всяким, кто на пути попадется.

Даже и офицеру вдоль окон 13-й роты ходить несподручно. По старой традиции проходящим мимо офицерам неизменно в окно задницу показывают. Не просто задницу в штанах, а оголенную. И не просто оголенную, как на буржуазном Западе из проходящего автомобиля; тут показывают задницу со специфическим, только ей присущим звуком. Можно было бы, конечно, офицеру зайти в 13-ю роту да найти шутника и покарать его примерно. Но как найти-то? Построить триста человек, приказать оголить задницы и искать именно ту, которая оскорбила видом своим омерзительным и звуком надменным?

Так вот, офицеры старались мимо окон 13-й роты без особой нужды не прогуливаться. А если уж нужда припечет, то старались околесить ту проклятую роту большим крюком.

А внутри 13-й веселье. Тут пьют и курят злые табаки. Тут режутся в карты, проигрывая свое и чужое, тут ножи летают вдоль прохода, врезаясь во все, во что можно. Иногда и лопаты летают. Случается — и топоры. И визг девок, неизвестно как миновавших высокие стены и проволочные заборы. А к телесному греху 13-я рота зело слаба.

Среди визга и хохота в дыму табачном на специально для него изготовленной кровати (на стандартной не умещался) — огромный человечище, каких редко-редко производит природа на удивление остальному человечеству. Над его кроватью табличка, снятая со штабного сейфа: «НЕ КАНТОВАТЬ! ПРИ ПОЖАРЕ ВЫНОСИТЬ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ». Вокруг него толпа друзей и почитателей. Звенит над ним хор вопросов: «А знаешь, Салымон?», «А не забыл, Салымон, как мы тогда в Болгарии?», «А помнишь, Салымон, той ночью?»

Все помнит, все знает Салымон. Весел. Улыбка на лице, испохабленном шрамом на всю щеку.

— А если, Салымон, ротный сейчас появится?

— Да я его через хрен переброшу!

Покатилась 13-я рота смехом.

— А если, Салымон, командир бригады вдруг появится?

— Да я ему так двину меж рогов, по проходу лететь будет, все табуретки на уши намотает!

И вновь смех ему ответом.

— А если, Салымон, вдруг сам Зубров появится?

— А что мне Зубров? Что ж я, Зуброва испугаюсь? Понятно, что к Зуброву особое отношение. Я ему очень вежливо скажу: я вам прошу оставить мою хазу…