Елизавета Михайличенко - Гармония по Дерибасову

Грудастое и задастое, задорное молодое тело вытеснило из «Запорожца» остатки гнетущего молчания, и машина весело и легко покатила по проселку.

Анжелика была жизнерадостной жертвой одной из своеобычных назарьинских традиций. Дело в том, что в свое время у основателя села Назария было три сына и выводок дочерей. Очевидно, собственный горький опыт и вложил в его уста поразительный по пронзительности афоризм: «Старая дева губит все дело, а баба без мужика на всякую дрянь падка». Несколько поколений назарьинцев переварили это предостережение в крепкую традицию — когда парней забирали в армию, их девки подавались в Ташлореченск. Исключение допускалось только для самостоятельных хозяек. Отслужив, солдатики шли из военкомата в ЗАГС, чтобы заявиться на родину не мальчиком, но мужем: лычки, тугой вещмешок, жена. Невостребованным девкам предлагалось два выхода. Один из них был выход замуж за кого угодно. Он давал право на более-менее почетное возвращение в Назарьино. При этом полоненный муж попадал как бы в примаки ко всему селу, то есть отношение к нему было специфическим. Но дети за иногородность родителя уже не отвечали и получали полноправное назарьинское гражданство. А гордость учителя биологии — Санька Дерибасов — вообще утверждал, что «примаки» спасли назарьинцев от вырождения, принеся свои гены на алтарь общественного воспроизводства.

А вот второй выход для невостребованных девок был, скорее, тупиком. Тут все основывалось на прецеденте: Назарий умирал, окруженный всеми своими чадами и домочадцами, кроме младшей, Серафимы, так и не нашедшей ни сначала, в Назарьино, ни позже — в Ташлореченске, куда сослал ее отец за распутство, своего суженого. Прогнав близких, Назарий посовещался с лекарем и объявил: «Разрешить Серафиме вернуться в отчий дом после пятидесяти и непременно с дитем — хоть своим, хоть приемышем. Чтобы не быть в тягость обществу, чтобы было кому ходить за ней в старости», — и испустил дух. Так и повелось. Жизнь подтвердила мудрость этого последнего, как, впрочем, и других поучений Назария. В Назарьино был самый низкий по области процент разводов, да и процент этот давали в основном Арбатовы. А когда по области проходила кампания организации сельских клубов «Кому за 30», Назарьино сорвало району 100-процентный показатель. Председатель сельсовета Назар Назаров уже вывесил было афишу о вечере знакомств и даже написал Елисеичу первую открытку-приглашение, когда сообразил, что на момент кампании все вдовы уже пристроились, а помереть никто не успел…

— Непорядок! — осудил Михаил Венедиктович. — Спецконтингент травится недоброкачественными грибами, а мы в это время, как ни в чем не бывало, спиной к городу, катим домой в комфортабельном автомобиле!

Анжелика захихикала.

— Вот ты смеешься, — констатировал Михаил Венедиктович, — а вот скажи мне, как работник специальной системы усиленного медицинского обслуживания, что лично ты сделала для профилактики грибных отравлений?!

— Я?! — удивилась Анжелика. — А я-то тут при чем?

— Вот! — строго сказал Михаил Венедиктович. — Вот поэтому у нас везде такой бардак! Потому что каждый, кто легко бы мог решить вопрос, говорит, что он ни при чем. А тот, кто при чем, тот суетится, но не может. А между прочим, у тебя деревенский корень. Это почти женьшень! В данной ситуации.

— Да в какой такой ситуации?

— В ситуации всебелкового голодания, — трагично вздохнул Михаил Венедиктович. — Это я тебе как зоотехник говорю. В смысле диетолог животноводства… Короче, пока эти люди решают за нас с тобой, не говоря уже о Елисеиче…

— Трепло ты, Мишка, — отозвался Елисеич. — Лучше б в мотор глянул. Через три километра сломаешься.

— Плевать! — Дерибасов ткнул в сторону указателя «с. Назарьино — 3 км». — Спокойно, Елисеич! Все рассчитано. Сломаюсь как раз над собственной ямой. Ты поняла, маркиза? Если они решают наши проблемы, то кто должен решать ихние?

— А у них нет проблем, — сообщила Анжелика.

— Чушь! — отрезал Дерибасов. — Основная проблема спецконтингента — деликатес. Причем такой, которого нет у товарища по контингенту. Думаешь, нет такого деликатеса? А это — шампиньон! Причем круглогодично.

— Сам ты шампиньон! — буркнул Елисеич.

Анжелика радостно захихикала.

— Короче! — рубанул Дерибасов, завидев огромную полиэтиленовую пирамиду Анжеликовой бабки — Еремихи. — От тебя требуется Ф.И.О., адрес, должность, возраст и диагноз. По рублю за мордашку.

— А зачем?!

— Приехали! — сообщил Михаил Венедиктович. — Вон тебя бабка ждет. Здрась, Еремовна!

Старуха кивнула, поджав губы, и, подозрительно пройдясь взглядом по Дерибасову, неодобрительно уставилась на его транспортное средство.

Дело в том, что дерибасовский «Запорожец» был одинок. А Назарьино любило четные числа. Цифра же «один» вообще всегда настораживала. Право на нестандартность зарабатывалось с трудом, иногда в течение всей жизни. Пока что это право получил один Елисеич. А единственный в Назарьино «Запорожец» на фоне велосипедов и новеньких «Жигулей» (все «Жигули» всегда выглядели как новенькие) не только настораживал, но и раздражал. И даже возмущал. Поэтому, когда дерибасовский «Запорожец» сломался в самом центре села, перед почтой, помочь ему никто не вызвался. Сам же Дерибасов в моторах принципиально не разбирался.

Самым обидным было то, что Елисеич дал Еремихе затащить себя во двор для срочного ремонта лилиесборочного комбайна. Это елисеичевское изобретение было выполнено на базе игрушечного кораблика с дистанционным управлением. Вооруженный острым скальпелем, он брал лилию на абордаж и буксировал к берегу. Очарованная корабликом, Еремиха все свободное время забавлялась на берегу своего искусственного водоема — вытворяла лилиесборочным комбайном такой немыслимый слалом в охоте на лягушек, что кнопки дистанционного управления в ужасе западали.

— Рухлядь, а не машина! — в сердцах прошептал Дерибасов, хлопнув дверцей. В капоте звякнуло. — Ржавый металл!!! — последнее слово он уже орал.

Мгновение спустя из дверей почты вылетел счастливый человек со сложенными «козой» пальцами.

— М-ме-ме-та-а-а-алл!!! — возопил он и боднул рукой воздух. Это был экс-металлист Митька-Козел.

Михаил Венедиктович оправил пиджак, солидно кашлянул и уточнил:

— Металлолом.

Митька вмиг «протрезвел», потух, с тоской осмотрел окружавшие его добротные заборы, яркие ставни, резные наличники, безмятежное синее небо и, непокоренно сказав Назарьино:

— М-ме-ме-щане! — исчез.

Еще месяц назад Митька-Козел, оторванный матерью-одиночкой от Ташлореченска, был единственным представителем одной из двух существовавших в Назарьино неформальных молодежных групп. Вторую группу представлял приемыш Матрены Дерибасовой — Андрюшка, который отказался при получении паспорта от фамилии приемной матери, взял себе неслыханную для Назарьино фамилию Панков, да еще требовал, чтобы ему прямо в паспорте проставили ударение на первом слоге. А когда ему отказали, сделал это сам. Но Назарьино плевать хотело на формальности и прозвало единственного панка — за его гребень — Петухом.