Арто Паасилинна - Год зайца

В печи пылал огонь. Он не мешал ремонту, наоборот, раствор лучше схватывался в тепле. Сварили кофе. Оленеводы сказали, что собирают последних оленей в загоны — многие стада разбрелись по лесам. После строительства плотины и водохранилища в Локке оленьи пастбища уменьшились. Все пошло наперекосяк, разводить оленей стало еще труднее, чем раньше.

Пастухи пришли сюда из сторожки Виттумайсенойя. По их словам, Каартинен обосновался именно там.

Гости остались в сторожке на ночь. После их ухода Ватанен работал на крыше еще пару дней. Когда раствор высох окончательно, он разобрал палатку. Затем смел с крыши снег и принялся приколачивать рубероид поверх старого, уже изношенного и прохудившегося. На морозе рубероид становился колом, и невозможно было работать с ним, не ломая. Ватанену пришлось таскать на крышу кипяток, который он выливал на рубероид, стоя на коньке. Горячая вода размягчала толь, и, если действовать быстро, его можно было легко расправить и прибить к крыше.

На сильном морозе от кипятка высоко в ясное небо поднимался обильный пар, окутывавший всю округу. Если смотреть издалека, стройка напоминала паровую электростанцию или старинный паровоз, который заправлялся водой и выпускал лишний пар. Ватанен на крыше был похож на машиниста, который пытается запустить на морозе огромную машину. Как-то раз, разминая спину в ожидании, пока улетучится облако пара, Ватанен взглянул на противоположный склон долины. По склону в глубь леса вели четкие следы. Там кто-то прошел.

Ватанен спустился с крыши, взял из избы винтовку, снова забрался наверх. Пар уже рассеялся, и сквозь прицел было хорошо видно. Ватанен прижался щекой к прикладу и долго всматривался в противоположный склон, временами давая глазам отдохнуть. Наконец глаза стали слезиться, и Ватанен опустил винтовку.

— Некому там быть, кроме медведя.

Спустившись, Ватанен загнал зайца в дом и стал готовить обед. «Вот и сосед у меня появился, да не кто-нибудь — медведь», — подумал он.

Заяц бесшумно передвигался по комнате, как всегда, когда хозяин думал о чем-то серьезном.

На следующее утро Ватанен на лыжах обошел долину, чтобы рассмотреть следы. Заяц, понюхав их, задрожал от страха. Сомнений не было, здесь прошел медведь, к тому же немалых размеров. Ватанен дошел по следу до лысого склона. Оттуда следы вели в лес. Ватанен сделал основательную петлю вокруг лесочка, но следов больше не обнаружил. Итак, медведь живет в том лесу, который он только что обошел. Косолапый наверняка устроил себе в чащобе берлогу и теперь дрыхнет там без задних ног.

Ватанен заскользил на лыжах в глубь лесочка. Заяц не решился идти следом, несмотря на уговоры, — остался сидеть на открытом месте.

По следам было видно, что медведь бродил по лесу. Наверное, подыскивал себе подходящее лежбище. Интересно, где он устроился на зимовку? Ватанен углубился в заросли и увидел поваленные деревья, под которые забрался медведь. Легкий парок поднимался из-под стволов.

Ватанен беззвучно развернулся и выбрался из чащобы на открытый склон; заяц, радостно подпрыгивая, бросился ему навстречу.

Вернувшись к сторожке, Ватанен понял, что у него гость. У стены стояли фирменные беговые лыжи. В доме сидел молодой человек в лыжном костюме. Здороваясь, он крепко, не по-лапландски, сжал руку Ватанена. Это и был Каартинен, о котором Ватанен так много слышал.

Каартинен пришел в восторг от зайца, принялся гладить его и похлопывать, так что Ватанену пришлось попросить, чтобы тот оставил животное в покое. А заяц явно не доверял пришедшему, хотя обычно он не боялся незнакомых людей, если Ватанен был рядом.

Каартинен сказал, что проложил десятикилометровую лыжню от сторожки в Виттумайсенойя сюда, в Ляяхкимакуру. Он достал из нагрудного кармана анорака два мотка полиэтиленовой ленты, красной и желтой. Ими он собирался разметить лыжню для туристов. Сказал, что еще до Рождества сюда прибудет группа важных персон — проводить отпуск в глуши лапландских лесов. Что-то по линии Министерства иностранных дел. Будет много высоких гостей и, конечно, журналистов.

Каартинен заявил, что хочет купить у Ватанена зайца; предложил сначала полтинник, потом — сотню и, наконец, двести марок. Конечно, Ватанен только рассердился на лыжного инструктора.

Каартинен остался на ночь. Ватанен не мог уснуть — все думал о медведе. Наконец уснул, но спал плохо.

Утром Ватанен проснулся один. Заяц и Каартинен исчезли. Во дворе не было ни лыж Каартинена, ни свежих заячьих следов.

В ярости Ватанен надел лыжи, встал было на лыжню, проложенную Каартиненом, но тут же вернулся в сторожку, снял с гвоздя винтовку и лишь потом пустился в путь. Только сейчас он вспомнил слова оленеводов о жертвоприношениях. Со скоростью ветра Ватанен скользил по лыжне в направлении сторожки в Виттумайсенойя.

Когда Ватенен добрался до места, спина у него взмокла. Он тяжело дышал, пот щипал глаза, а жгучая ненависть жгла его изнутри. На берегу ручья Виттумайсенойя стоял замечательный дом, который все называли сторожкой, — бревенчатое строение, рассчитанное не меньше чем на сотню человек.

Сбросив лыжи, Ватанен распахнул дверь. Каартинен сидел у стола и наслаждался кофе.

— Где заяц?

Каартинен отшатнулся к стене. В испуге он уставился на Ватанена, который сжимал в руках винтовку, и стал сбивчиво, испуганно объяснять, что ничего не знает о зайце. Он рано ушел из сторожки и не посмел разбудить хозяина, который спал крепким сном.

— Брешешь! Зайца сюда, сейчас же!

Каартинен забился в угол.

— Да на что он мне сдался… — пытался защищаться он.

— Зайца давай! — ревел Ватанен. Каартинен продолжал запираться, Ватанен потерял терпение. Бросив винтовку на стол, он подскочил к Каартинену, схватил его за ворот и, приподняв, прижал к стене.

— Хоть убей, не отдам! — вырвалось у Каартинена. От этих слов Ватанен пришел в бешенство. Дико крича, он рванул Каартинена на себя и, словно куклу, швырнул на пол. Тут же, не давая ему опомниться, врезал в челюсть — аж захрустело; бедняга инструктор во весь рост растянулся на полу. Стало тихо, слышно было только тяжелое дыхание Ватанена.

Но тут же послышались и другие звуки. Через раздаточное окно из кухни доносилось приглушенное царапанье и легкое шуршанье. Ватанен выбежал на улицу, оттуда вбежал в кухню, стал открывать дверцы шкафов. На пол вывалился заяц со связанными лапами. Его заяц!

Перерезав ножом веревку, Ватанен с зайцем на руках вернулся в жилую половину, где Каартинен приходил в себя после удара.

— И что это значит? — спросил он Каартинена тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

Рассказ Каартинена был длинным и очень странным.

Детство его прошло в религиозной семье. Ревностные верующие, его родители решили, что сын обязательно должен стать священником. По окончании гимназии мальчика отправили в университет Хельсинки на теологический факультет. Но учеба не удовлетворяла нежного юношу: он не мог уверовать в лютеранское учение так, как следовало бы. Его грызли сомнения, он был далек от теологии и приходил в ужас при мысли, что когда-нибудь ему придется, не веря самому себе, нести Божье слово пастве. Невзирая на религиозные чувства родителей, он бросил изучение теологии и поступил в семинарию Кемиярви, выпускавшую учителей. Конечно, и там ему пришлось иметь дело с лютеранским учением, но доминирование Иисуса Христа ощущалось гораздо меньше, чем в Хельсинки. Через некоторое время Каартинен стал учителем народной школы.