Николай САМОХИН - Толя, Коля, Оля и Володя здесь были

Дядя Коля все ждет, когда туристы устанут от заготовок и займутся каким-нибудь приличным делом: станут играть в волейбол или плавать наперегонки. А в последнее время у него появилась новая надежда. Накануне дядя Коля познакомился с местным рыбаком — высоким костлявым парнем с вертикальными глазами. Они выпили с ним на причале рыбоучастка две бутылки красного вина, после чего рыбак, царапая деревянными пальцами дяди-Колину куртку, стал открывать ему свою душу.

Рыбак говорил, что нет правды на земле. Вот, мы пашем, так? — говорит рыбак. — Берем гребешка, мидий берем и так далее. План даем — как с пушки. Мало — два плана даем, раз для народа требуется. А на острове Попова завод не успевает перерабатывать. И тогда начальство привозит нам аванс. Или спирт забрасывает. И мы запиваем. Вглухую. И завод спокойно перерабатывает улов.

После этой встречи дядя Коля ходит и мечтает вслух:

— Может, и эти орлы запьют, — говорит он. — Хоть бы запили.

Но эти не запили. Они, наоборот даже, придумали механизацию.

Как-то утром я рано проснулась, вышла из палатки и увидела дядю Колю, сидевшего на краю обрыва.

— Глянь-ка сюда, старуха, — позвал меня дядя Коля.

Я подошла. Внизу под нами соседи уже вели промысел. Они спустили на воду свое корыто, один из них, шлепая ластами, подталкивал его вперед, а два других, выныривая, перегружали в корыто улов из авосек.

Дядя Коля выколотил о камень трубку, поднялся и грустно сказал:

— Здравствуй, племя… Младое, черт побери, незнакомое.

К вечеру дядя Коля затосковал окончательно.

Он протер мокрой тряпкой свою заграничную куртку, сменил шнурки на ботинках и объявил, что пойдет сегодня в клуб. Хватит, сказал дядя Коля, он не в силах больше терпеть это безобразие. Может, в кино ему повезет. Вдруг покажут каких-нибудь молодых романтиков или каких-нибудь старомодных чудаков, абстрактных гуманистов, шизофреников, наконец, каких-нибудь…

Я стала проситься с дядей Колей.

— Ни в коем случае! — сказал папа. — Во-первых, тебя не пропустят на вечерний сеанс. Заведомо.

Но дядя Коля поставил меня рядом, и я оказалась чуть не по плечо ему.

— Вот что делает акселерация, — сказал тогда дядя Коля. — Она же почти невеста. Если спрятать косу под платочек, то в полумраке поселкового клуба ты вполне сойдешь за взрослую даму, старуха. Впрочем, я думаю, ты окажешься там далеко не самой юной.

В клубе была в этот вечер большая программа: сначала концерт агитбригады студентов нашего, между прочим, электротехнического института, потом — кино, а после кино — танцы под студенческий оркестр.

— Считай, уже повезло, — сказал дядя Коля. — Посмотрим на земляков. Это надо же — в какую даль ребята забрались!

Перед концертом на сцену вышел руководитель бригады — кандидат каких-то наук, рассказал, в скольких местах уже побывали студенты и как хорошо их встречали трудящиеся. А под конец объявил, что сейчас прочтет лекцию о наших достижениях в области науки.

— У-у-у-yl — разочарованно загудел зал. Кандидат благодарно поклонился, как после бурных аплодисментов, взошел на трибуну, достал из внутреннего кармана толстый пласт бумаги и начал лекцию.

Его никто не слушал. В зале лузгали семечки, хлопали стульями, переговаривались, мяукали, в последнем ряду потихоньку играли на двух гитарах и пели хором. Только четыре солдата, приехавших на побывку, сидели по стойке смирно, положив на колени фуражки кокардами вперед.

— Господи! — прошептал измаявшийся дядя Коля. — Надо же сворачивать. Как можно скорее сворачивать — неужели он не понимает!

Мяукавшие тоже, видать, надеялись, что лектор вот-вот закруглится.

Но кандидат был человек крепкой кости. Он все бубнил и бубнил, и в конце концов ему начали подхлоывать и кричать: «Дядька, смойся!»

— Эти люди правы, — сказал дядя Коля. — Они не сделали ему ничего дурного. За что он так надоедает им?

В перерыве дядя Коля спрятался за колонну — он боялся встретиться с кандидатом, который был ему немного знаком, чтобы не травмировать того после жуткого провала.

Сам кандидат, однако, разгуливал по фойе с довольным видом, ничуть не был огорчен, улыбался и солидно кивал направо-налево.

Увидев такое дело, дядя Коля ужасно расстроился. На него прямо жалко было смотреть — казалось, он вот-вот разрыдается.

— Все! — сказал он. — Конец!.. Я ничего не понимаю в этом мире! Режьте меня на куски — я ничего больше не понимаю!

Он хотел тут же уйти из клуба. Кое-как я уговорила его остаться. Так что мы посмотрели еще и концерт, и фильм «Подсолнухи». Только на танцы не решились оставаться.

…Луны не было, но мы хорошо знали дорогу и безбоязненно шли в темноте. Только перед лагерем москвичей дядя Коля включил фонарик.

— Не перетоптать бы вундеркиндов, — сказал он. — Такая потеря для будущего.

Но «вундеркинды» не спали. Они сидели вокруг едва тлеющего костра и были расположены к задушевности.

— Из кино? — спросили они, осветив нас тремя фонариками. — Как вам понравились «Подсолнухи»?

— Э-э-э, видите ли, — сощурился дядя Коля. — Разумеется, Софи Лорен, как всегда, очаровательна. И Мар-челло Мастроянни играет талантливо… Но, по-моему, на этот раз очень тонкая психологическая проблема сведена где-то к мелодраме, а это снижает…

— А вам не кажется, что мы стали слишком избалованы? — сказал строгий молодой голос. — Избалованы всеми этими новомодными приемчиками, подтекстом, философичностью?..

— Ну-у… в какой-то мере, конечно, — затоптался дядя Коля. — Но вот война, допустим… Нельзя же так лубочно…

— Значит, такой они ее видят, — перебил голос. — В конце концов, не довольно ли этой окопной правды, снижающей героику.

— Возможно, — сказал дядя Коля, отступая в темноту. — Возможно, вы правы… Наверное… Спокойной ночи…

— Ишь, сопляки! — обижался дядя Коля, ухая в колдобины (напуганный тем небритым дядькой, он даже в темноте шел по обочине). — Прорабатывают, понимаешь!.. Эрудиты! Художественную литературу, небось, читают… Периодическую печать. И когда только успевают?..

Я поняла, что культпоход не улучшил дядя-Колиного настроения…

Во Владивостоке опять шел дождь.

В агентстве Аэрофлота, куда мы сразу же заявились, стояла многодневная очередь небритых командировочных — билеты в Южно-Сахалинск регистрировали только на первую декаду сентября.

Нас это не устраивало. У папы и Паганеля первого сентября начинались лекции в университете. Дядя Коля никуда не спешил, но именно он-то расстроился больше всех. Горела дяди-Колина программа-минимум — добраться до Сахалина, и это могло подорвать его семейный авторитет.