Николай Гринько - Байки

Вчера пришел на запись владелец официального голоса одной очень уважаемой компании. Пришел сам, принес свои связки и голос. Записался. Владельцу за пятьдесят. У него шесть зубов и очки минус восемь. Зато голос тот самый – солидный, уверенный. А еще кто-то все время портил в студии воздух. Не берусь утверждать, что это делал именно он, но в его отсутствии воздух был чист и прозрачен.

А компания неплохая. Вот только теперь ее образ у меня навсегда связан с этим самым испорченным воздухом.

В Якутске есть Русский драматический театр имени Пушкина. Здание театра горело трижды, каждый раз выгорало изнутри полностью, и каждый раз восстанавливалось. Про первый пожар мне ничего не известно. Во второй раз внутри погибла команда пожарных. Они нашли в буфете ящик коньяка.

Третий пожар случился утром первого января. Только что закончилась детская новогодняя сказка, в которой один Очень Хороший Актер играл петуха. В самом, что ни на есть, прямом смысле. Птицу. В перьях и с огромными поролоновыми лапами.

Актер вернулся в гримерку, стал смывать грим. Вдруг по коридору мимо его двери с криком «Пожар!» прогрохотал кто-то из труппы. Актер нахмурился. В театре, пережившем два пожара, такими вещами шутить – дурной тон. Через пару минут голос прогрохотал в обратную сторону. Актер разозлился. Дурацкие шутки! Когда грохот и крики стали приближаться к двери в третий раз, Очень Хороший Актер не выдержал. Он ногой распахнул дверь, чтобы сказать все, что он думает о подобных шутках и шутниках. Удар. В клубах дыма на пол оседал Другой Хороший Актер, которому внезапно распахнувшаяся навстречу дверь угадала точно в лоб. Глаза Другого Актера были закрыты. В коридоре полыхал пожар.

Этот самый Другой Актер лежал тихо, как реквизит, и не реагировал на пощечины и тормошение. С безвольным телом на плечах бежать по горящему коридору не было смысла. Актер стулом выбил окно гримерки, и подтащил нехуденького коллегу к подоконнику. Этаж был первый, но, даже с помощью монтировщиков сцены, бессознательное тело артиста смогли спустить в окно только минут через двадцать, когда в здании уже начали рушиться перекрытия. Потом Очень Хороший Актер еще несколько раз прыгал в окно и из окна, спасал какие-то вещи, потом вся труппа с грустью любовалась догорающим театром, а потом приехали пожарные. У них ведь тоже было первое января.

И лишь когда веселые люди со шлангами в руках начали истерически хохотать, артисты оглядели себя. Мало того, что все они были перепачканы сажей с ног до головы. Мало того, что большинство из них так и осталось в костюмах, в которых выходили на сцену. Очень Хороший Актер с удивлением обнаружил, что стоит на январском снегу в широченных «пернатых» штанах и – обалдеть! – в поролоновых петушиных лапах. По три желтых когтистых пальца с проволокой внутри торчали на каждой ноге. И еще по одному сзади. В сумме – метр в длину.

За все время спасательной операции поролон даже не оплавился.

Когда-то это было напечатано на одном сайте. Слегка редактирую и возвращаю на родину.

Давно это было. Служил Женек в армии. Часть, как часть – раздолбай на раздолбае, все как у людей. Но был в части замполит, который очень хотел к юбилею Ильича концерт отгрохать. Кликнул клич замполит, собрал всех, кто хоть в какой-нибудь самодеятельности участвовал. Получилось: хор из двадцати балбесов, три баяниста, барабанщик, художественный чтец и Женек. Пианист. Прикинул замполит, что таким составом его идею осуществить сложно. Но можно. Играть решили "Лунную сонату".

Репетировали две недели. Баянисты оказались самоучками, и нот не знали. Единственный в коллективе образованный музыкант Женек убился им объяснять, какую кнопочку когда нажимать. Барабан в части был один – пионерский. Где-то раздобыли тарелочку, и за скомпонованную таким образом ударную установку посадили барабанщика. Женьку торжественно вручили "Фаэми" – детский игрушечный электромузыкальный инструмент на батарейках, который по определению не мог издавать одномоментно более одной ноты. И те – невероятно противным голосом.

Женек рыдал ночами в серую армейскую подушку. От хохота. Но ежедневно проводил репетицию – толпа обормотов играла на груде хлама "Лунную сонату".

Настал день премьеры – Ильичу стукнуло какое-то количество лет. Замполит провел рекламную акцию, и в часть приехало видное начальство. Поначалу толкали речи, отчитывались и призывали. А затем – художественная часть…

Вы помните, как начинается "Лунная соната"? Три баяниста, потея от волнения, начали извергать из своих шипящих инструментов звуки, похожие на крякание: "У, А, И – У, А, И – У, А, И" Вступил барабанщик: "Бум, тсс, тсс – бум, тсс, тсс". Женек на своей игрушке взял единственную ноту, и задребезжал на ней: "Иии, и, иииииииииииииии… Иии, и, ииииииииииииии…" И тут вступил хор. "Аааааааааааа, ааааааааааа…" Орали с выпученными глазами – чувствовали ответственность.

Видное начальство в зале, видимо, слышало "Лунную" и раньше, а потому с трудом сдерживало смех.

И тут! На сцене! Появился! Чтец!

Он понимал, что вся эта безумная какофония никак не может именоваться музыкой. Но ему было велено продекламировать со сцены бессмертные ленинские слова. Похрюкивая от напряжения он вышел на авансцену и произнес срывающимся голосом:

"Какая НЕЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ музыка…"

Рыдали все. Видное начальство вытирало слезы о погон, замполит подхихикивал, солдаты в зале дергались в конвульсиях, участники творческой группы лежали на инструментах…

Часть не расформировали. Замполит не пострадал. Вломили только Женьку. За что – до сих пор не поймет.

Один ди-джей очень любил клеить жвачку на пульт. Садится к микрофону, вынимает жвачку изо рта и приклеивает к какой-нибудь ручечке на пульте. Конечно, делал он это не со зла, а чтобы потом жвачку забрать и дожевать (оставим в стороне гигиеническую сторону проблемы). Но вот забрать-то ее он чаще всего забывал. И оставался грязно-белый комочек приклееным к фейдеру. Сделали ди-джею замечание. Безрезультатно. Сделали второе. Третье. Выговор вкатали. Исправился ди-джей. Нет после него жвачки ни на пульте, ни под пультом – нигде.

Прошло два с половиной года. Радиостанция выросла, и настала пора сменить помещение. Аппаратуру сняли и вывезли. Когда стали вывозить мебель, выяснилось, что стол из эфирной студии не проходит в дверь. Его перевернули.

На шершавом брюхе стола было наклеено огромное, разноцветное резиновое пятно, любовно сложенное из самых разных жвачек. Пятно больше всего походило на упругую карту мира.

Жаль, ди-джей к тому моменту был уволен. Совсем за другие свои привычки.