Владимир Черепнин - Сборник рассказов

Главное — ум. Если бы не умел башкой соображать, разве отправили бы меня в город? А меня отправили. Учитель так и сказал, что я в классе умней всех, по этому, Эйнштейнделю. Или как его там правильно? Короче, по тому мужику, который с портрета всем язык показывает. Он какую-то теорию придумал. Вот, по этой теории я и оказался самым умным в классе. Сигизмунд Карлович, это учителя нашего погоняло, так и сказал, мол, вообще-то, ты, в смысле я, дебил недоразвитый, но по сравнению с остальными, по Эйнштейнделевой теории относительности, умница.

Вот, и выпало мне в город ехать, в ПТУ поступать. Подфартило. Оказалось, что для того чтобы занять достойное место в обществе, необходимо в тюрьме посидеть. Ленин, и тот сидел. А из деревни я никак на зону не попал бы. Там уже давно скрасть нечего. А если где что и обломится, так ведь все воруют. А участковый Васятка, даже если кого и словит, то не сажает, а за магарыч дело заминает и краденые вещи забирает себе. Чтобы улик не было.

А в городе — другое дело. В ПТУ меня почему-то не приняли. Сказали, что надо, как минимум, хотя бы таблицу умножения знать. Не стали разбираться, что когда эту чертову таблицу проходили, меня не было в школе по уважительной причине. Я тогда болел, с отцом на рыбалке или на огороде. Уж не помню. Но, может, оно и к лучшему получилось, что в ПТУ не попал.

Меня тут же ребята приметили. Не мудрено. Меня издалече видно. Два двадцать как-никак. Предложили работу. Ночную. Стал я специалистом по дверям. Открывал любые. Хлипкие они все, какие-то. Разочек пхнешь и готово. А когда стальные попадались, тоже не беда. Вместе с кладкой вылетали. Целехонькие. Их потом опять ставить можно было.

Потом меня арестовали, почему-то. И посадили. Уж не знаю за что. Я на суде пообещал все двери починить. Не помогло. Пять лет отмотал. Зато когда откинулся, меня сразу же старые кореша встретили, приютили. Рассказали, что я оказался офигенным пацаном в натуре. Это потому что на суде ни кого не назвал. А чего называть? Двери-то я ломал.

Опять на работу устроили. Теперь в охранную фирму. Стал я уважаемым человеком без финансовых проблем. Только появимся на рынке с напарником, тут же благодарные торговцы спешат выказать свою несказанную радость по поводу своего спокойствия под нашей охраной. В денежной форме. Новое погоняло мне придумали. До ходки меня все Хренотенью звали, а теперь на иностранный манер кличут. Годзиллой.

Хотел бы я сейчас посмотреть на тех умников из ПТУ. Таблицу умножения им подавай! Да я теперь даже в компьютерах соображаю! Правда, что там куда нажимать и для чего это надо, хрен его знает, но точно в курсах, что когда бейсбольной колотушкой лупишь по компьютерному телевизору, морду надо в сторону отворачивать, чтобы стеклом не пораниться. Приходится и такими вещами заниматься. Чтобы объяснить тем бизнесменам, которые заявили, что не нуждаются в наших охранных услугах, что они не правы.

Ходят слухи, что наш пахан, в смысле директор фирмы, собирается в Думу избираться. Так что скоро буду помощником депутата. А вы говорите, что для того, чтобы в жизни устроиться, блат нужен. Не обязательно. Главное, чтобы голова была на плечах…

УВАЖАЕМЫЙ ГОСПОДИН ПРЕЗИДЕНТ!

Не смотря на Вашу занятость, Вы должны выкроить время и издать Указ о легализации матерных слов и выражений. Не подумайте, что я ратую за загрязнение нашего великого, могучего и немного уже опоганенного языка. Наоборот. Простой народ, как матюкался, так и будет. А, вот, интеллигентно-образованные умники, которые думают, что ненормативная лексика — это плохо, теперь являются настоящей угрозой для нашего великого и могучего. Они стали придумывать заменители словам, которые, по их мнению, являются нецензурными. И по этой причине, некоторые понятия и определения стали иметь абсолютно другой смысл.

Так, например, услышав в ответ на вопрос «Где?» — «В Караганде!», думаете кто-нибудь вспоминает о городе? Отнюдь! На ум сразу же приходят низменные мысли… женского пола. И никто никого не посылает в итальянскую Пизу, что было бы логичней. Опять страдает бедная Караганда! А каково жителям несчастного города? Ведь простой народ как матюгался, так и продолжает. И ему не трудно произвести обратную замену. Подозреваю, что в обиходе этих горожан называют вовсе не карагандинцами, а самым непотребным синонимом врача-гинеколога, заканчивающегося на «дюк».

А вы когда-нибудь слышали, чтобы кого-нибудь посылали на помидор? Нет? Я тоже. А, вот, на хрен посылают сплошь и рядом. А ведь и тот, и другой — овощи.

А почему, думаете, благовоспитанные барышни, посмотрев самый безобидный мультфильм, пристыжено краснеют? Да потому что, увидев в последнем титре слово «конец», вспоминают о назаборном синониме.

А слово «имение»? Оно уже давно не означает большой дом с прилегающими землями. Теперь имение — это процесс. Очень интимного характера.

А что стало с понятием любить? Забыты все духовные составляющие этого действа. Уже стали неоднократно проскальзывать выражения «люб твою мать», «любическая сила», «любись-провались» и пр.

Так что, во имя спасения языка, поспешите, господин Президент! Хотя, с Указом я, наверное переборщил. Памятуя вечное пристрастие к перегибам на местах, смею предположить, что после выхода подобного Указа чиновники перестанут принимать справки, не содержащие матерных слов, а в свидетельстве о рождении появятся новые графы, объясняющие в результате какого действа появился на свет новый человек и откуда конкретно он вылез.

Вы лучше матюгнитесь пару раз по телевизору. Этого будет достаточно.

Ожидаемый эффект огромен. И дело не только в возврате некоторым словам своих первоначальных значений.

В отличие от наших заокеанских партнеров, имеющих лишь одно ругательство «фак ю», которое, в зависимости от обстоятельств, гундосо переводится как «твою мать» или «пошел в задницу», наш лексикон намного шире и разнообразней. Великий и могучий на официальном уровне обогатится многоэтажными композициями, отчего станет еще величественнее и могуче. Примеры, зафиксированные на 500 страницах перешлю Вам сразу после обретения незаслуженно репрессированных слов статуса нормативных.

Не знаю, как назвать то, что произошло. Но без мистики не обошлось. Представьте: я молодая женщина, почти девушка двадцати с небольшим хвостиком лет, а ко мне подходит Димочка, сын мой родной, и говорит:

— Мама, меня в армию забирают. Завтра врачебная комиссия.

— Ты что-то путаешь, — отвечаю, — по самым смелым расчетам, если судить по моему возрасту, тебе сейчас должно быть максимум пять лет, и то, если бы я тебя еще школьницей родила.